Карлос Кастанеда, книги 1-3

— Ты можешь думать, можешь писать о нашем разговоре или о том, что ты воспринимаешь, но ничего — о том, где мы находимся, — сказал он.

Мы немного передохнули, и он вынул из-под рубашки сверток, развернул его и показал мне свою трубку. Он наполнил ее чашку курительной смесью, зажег спичку и поджег небольшую сухую ветку, поместил ее внутрь чашки и велел мне курить. Без кусочка угля внутри чашки было трудно разжечь трубку; мы должны были зажигать ветки до тех пор, пока смесь не разгорелась.

Когда я кончил курить, он сказал, что мы были здесь для того, чтобы я смог разыскать тот вид дичи, на которую буду охотиться; он тщательно повторил мне три или четыре раза, что самым важным в том, что я делал, было найти какие-нибудь дыры. Он подчеркнул слово «дыра» и сказал, что внутри них маг может найти все виды сообщений и указаний.

Я хотел спросить, что за дыры. Дон Хуан, казалось, отгадал мой вопрос и сказал, что их невозможно описать и что они находятся в реальности виденья. Он повторил несколько раз, что я должен сосредоточить все свое внимание на звуках и сделать все возможное, чтобы найти дыры между ними. Он сказал, что собирается четыре раза сыграть на своем ловце духов. Я должен был использовать эти жуткие зовы в качестве проводников к союзнику, который приветствовал меня; тогда этот союзник даст мне сообщение, которое я ищу. Дон Хуан велел мне находиться в полной бдительности, так как не знал, каким образом союзник проявит себя.

Я внимательно прислушивался, сидя спиной к каменистой стороне холма. Я испытывал легкое онемение. Дон Хуан предупредил, чтобы я не закрывал глаз. Я стал слушать и смог различить чириканье птиц, шелест листьев на ветру, жужжание насекомых. Когда я направил все свое нераздельное внимание на эти звуки, я разобрал четыре разных вида чириканья птиц. Я мог различить медленные и быстрые порывы ветра, мог даже слышать различный шелест трех типов листьев. Звуки, издаваемые насекомыми, были поразительны. Их было столько, что я не мог сосчитать их или правильно отделить друг от друга.

Я был погружен в необычный мир звуков, как никогда в жизни. Я начал крениться вправо. Дон Хуан сделал движение, чтобы остановить меня, но я удержался сам, выпрямился и снова сел прямо. Дон Хуан передвинул мое тело, пока оно не оперлось о щель в каменной стене. Он расчистил мелкие камни из-под моих ног и уложил мой затылок на камень.

Он велел мне смотреть на горы к юго-востоку. Я уставился вдаль, но он поправил меня и сказал, что я должен не пристально глядеть, а просто смотреть, как бы сканируя их взглядом, на холмы передо мной и на растительность на них. Он повторял снова и снова, что я должен сосредоточить все свое внимание на слухе.

Звуки появились опять. Дело было не столько в том, что я хотел слышать их, сколько в том, что они каким-то способом заставляли меня концентрироваться на себе. Ветер шуршал листьями. Ветер прошел высоко над деревьями и затем спустился в долину, где мы были. Опускаясь, он коснулся сначала листьев на высоких деревьях — они издали особый звук, который показался мне густым, грубым, сочным. Затем ветер ударил по кустам, и листья зазвучали подобно множеству мелких предметов; это был почти мелодичный звук, очень поглощающий и весьма требовательный; он, казалось, мог затопить все остальное. Я нашел его неприятным. Я почувствовал себя в растерянности, потому что мне пришло на ум, что я сам подобен шуршанию кустов, раздражающему и требовательному. Звук был так схож со мной, что я испытал ненависть к нему. Затем я услышал, как ветер прошел по земле. Это уже не был шелестящий звук — скорее свист, почти гудение и однообразное жужжание. Прислушиваясь к звукам ветра, я понял, что все три из них возникли сразу. Я удивлялся тому, как это мне удается отделять их один от другого, когда снова начал осознавать чириканье птиц и жужжание насекомых. В один момент были только звуки ветра, а в следующий — гигантский поток других звуков мгновенно возник в поле моего сознания. По логике вещей, все существующие звуки должны были непрерывно возникать в то время, когда я слышал только ветер.

Я не мог сосчитать всех видов чириканья птиц или жужжания насекомых, однако был убежден, что слышу каждый отдельный звук тогда, когда он возникает. Все вместе они создавали очень необычный порядок. Я не мог назвать это иначе чем «порядок». Это был порядок звуков, которые имели строй; то есть все звуки раздавались последовательно.