Карнавал лжи

Он не боялся – он ждал. Ждал последних в его жизни слов. От неё.

…последние. Слово, в котором – пронизывающий ветер, могильный холод, надгробные камни и крик отчаяния. Но ведь с тех пор, как закончилась жизнь, в которой она была Таришей Альмон Фаргори, Алексас всегда был рядом, и даже сейчас из души отказывалась уходить уверенность, что всегда будет…

Таша встала. Отряхнув ладони от колючего снега, сделала шаг вперёд.

Ночь, лес, нечисть отступили перед воспоминаниями, в которых не было ничего колдовского, ничего пугающего. Алексас, щекочущий ей пятки, пока она не хочет просыпаться. Алексас, обнимающий её, пока она плачет. Алексас, протягивающий ей руку, Алексас, идущий по лунной лестнице, Алексас со снежком в руке, Алексас, Алексас…

…именно в этот миг – чёрный, страшный, безнадёжный миг – Таша поняла и признала то, что могла понять и признать уже давно. То, что заставило её сделать следующий шаг – и побежать к нему. Привстав на цыпочки, посмотреть в глаза, выцветшие в звёздном сумраке, казавшиеся серыми больше, чем синими. Обвить руками его шею.

Легко, совсем коротко коснуться губами сухих мальчишеских губ.

Держать бы его, держать и никогда не отпускать: до последнего мига, до последнего вздоха…

– Я люблю тебя, – не отстраняясь, выдохнула она.

Он не ответил на поцелуй. Ответом ей был один лишь странный обречённый выдох. И когда, вновь коснувшись земли полной стопой, Таша увидела его лицо, на губах его расцвела пугающе безрадостная улыбка.

– Я люблю тебя, – эхом отозвался он, коснувшись ладонью её щеки. Обнял её за плечи, прижал к себе, утыкая лицом в холодную ткань его рубашки, заставляя закрыть глаза…

…как раз в тот момент, когда Таша осознала, что руки его должны быть скованы.

Удивлённые крики нечисти обратились в дикие вопли в миг, когда волна ровного не обжигающего жара окатила Ташу с головы до ног, а темнота перед глазами сделалась зелёной.

Щёлочками разомкнув веки, она повернула голову.

Изумрудное пламя, ласкавшее их с Алексасом прикосновениями нежными, точно тёплый шёлк, не растопило снег, не коснулось стволов замёрзших деревьев, – но отслаивало плоть от костей, сжигало тела людей и зверей, в предсмертной агонии крючившихся на земле. Уже безмолвно. Остался лишь один не-человек, стоявший в огне невредимым, – и этот не-человек смотрел на них с изумлённым ужасом.

– Не может быть, – выдохнула Зельда.

– Вижу, ты меня не ждала, – откликнулся Алексас насмешливо.

Таша недоумённо, непонимающе смотрела на его лицо. Такое близкое и родное…

…и одновременно другое…

…и неуловимо знакомое холодным сарказмом лёгкой улыбки…

– Я говорил, что стоит называть меня Алексасом, но не утверждал, что таково моё имя, – сказал человек, которому она только что призналась в любви. – Что с тобой, девочка моя? Ты будто чудовище увидела…

Он разжал руки одновременно с тем, как она отшатнулась, чтобы выдохнуть единственное слово, полное недоверчивого ужаса:

– Лиар?!

* * *

– Меня утешает только то, что кеары слишком уважают Шестерых, чтобы называть нас идиотами вслух, – не сводя взгляд с леса, сказала Мечница, протирая клинок. Лезвие и так сверкало почти зеркальным блеском, но больше делать было всё равно нечего. – Потому что сейчас именно так я себя и чувствую. Особенно как представлю, что мы бесцельно просидим тут до утра, а потом вернёмся в Адамант несолоно хлебавши.

Они сидели в пустынной долине уже несколько часов, ожидая незнамо чего. Если враг и был рядом, ни увидеть, ни почувствовать его они не могли. Единственный плюс – он их тоже.

– Спокойно, – произнёс Арон. – До конца дня ещё далеко.

– А даже если мы сидим не бесцельно, то всё равно в итоге окажемся марионетками в чужих руках.

– Зато нам отвели лестную роль могущественных спасителей. – Ирония пробивалась в голосе амадэя, словно цветы сквозь снег. – Ввели в представление, чтобы зрители могли счастливо поаплодировать в финале и покинуть театр, зная, что с героями всё хорошо.

– А все лавры достанутся драматургу.

– О нет. Драматург предпочтёт молча наблюдать за празднеством актёров из-за кулис.

– Если не знать некоторых вещей, вашего брата можно счесть отличным скромным парнем, – хмыкнул Иллюзионист за миг до того, как Странница открыла глаза, чтобы произнести:

– У нас гость.

Волшебники успели встать прежде, чем за границей купола обрисовался из ниоткуда тёмный силуэт. Голос, явно привыкший приказывать, но не просить, молвил:

– Если вы здесь, покажитесь. Я явился открыть проход.

Переглянувшись с коллегами, Заклинатель выплюнул одно певучее слово – и глаза пришельца, слегка фосфоресцирующие во тьме, воззрились на волшебников:

– Прибыли без опоздания.

В словах читалось поощрение, но даже так тон его казался холоднее воздуха вокруг.

– Твою мать, – выдохнула Мечница недоверчиво, когда тьма за спиной незнакомца сгустилась, соткав в ночной дали за лесом чёрные башни и огоньки живых окон. Не теряя времени, вынула из кармана многостороннее зеркало, давно ждавшее, когда настанет момент звать кеаров. – Оно всё-таки существует.