Карнавал лжи

– Просто это не та история, которую надо слушать за один раз, – так же серьёзно отвечает Арон.

Таша глядит на амадэя, стоя у жаровни и чувствуя слабый жар, которым пышут остывающие угли.

…возможно, сейчас не лучший момент для этого вопроса. Но она и так откладывала его слишком долго.

К тому же для таких вопросов, как этот, не существует «лучших моментов».

– Почему Лиар возненавидел тебя? За что он тебе мстит?

Присутствующие замирают – и, вскинув голову, Арон без смущения встречает Ташин пытливый взгляд.

– Я уже говорил. Мы кое-что не поделили.

– Я помню. И хочу знать больше.

Арон смотрит на неё так долго, что становится слышно, как шуршат вишнёвые листья, а угли, остывая, издают тихий-тихий звук, похожий на треск стекла.

– Мы полюбили одну и ту же женщину. А она стала моей. – Он жмёт плечами. – Полагаю, ты сочтёшь эту причину довольно банальной.

Таша растерянно отступает от жаровни на шаг: ей, ожидавшей чего-то совершенно исключительного, зловещего и величественного, это и правда кажется банальным донельзя.

…с другой стороны, самые удивительные вещи часто объясняются самым обыденным образом.

– И вы жили с этой женщиной долго и счастливо? – наивно спрашивает Лив.

– К сожалению, нет, – замечает Арон без тени эмоций. – Заветом Кристали амадэям запрещено любить. Кара тому, кто осмелился преступить этот завет – смерть его избранника.

– Избранника? – уточняет Джеми. – Не его самого?

– Людей много. Амадэев же всего шесть.

Ирония в мужском голосе почти неразличима.

– А как-то скрыть это?.. – Джеми продолжает допрос с азартом учёного.

– Невозможно. Тот, кто нарушил запрет, лишается Дара. Способности возвращаются к нему лишь со смертью человека, осквернившего его. К слову, запрет касается лишь любви к смертным – другого амадэя любить не воспрещается.

– И кто-нибудь из вас полюбил друг друга?

– Одна пара состоялась и распалась, что не помешало им сохранить хорошие отношения и дальше работать вместе. Отношения ещё двоих продержались до самой их смерти. Нас с Лиаром связывала братская любовь, но не более.

– Зачем он нужен, этот запрет? – спрашивает Таша непонимающе. – Вечность без любви…

– Всё не так плачевно, как ты думаешь. Мы можем любить физически, но не духовно. Мы можем любить духовно, но не физически. Сама по себе любовь не лишает нас дара; постель, к которой не прилагается ничего большего, тоже. Но если мы пытаемся быть с тем, кого любим, телом и душой… тогда наш Дар начинает слабеть, пока не исчезает вовсе.

Таша пытается осмыслить сказанное.

Душа, но не тело. Тело, но не душа.