Детей здесь кормили как собак, с грязных подносов и просроченным мясом. Ко всему прочему, недавно няни начали находить в тарелках воспитателей гнилые зубы дохлых крыс, усы тараканов и глаза-бусинки пауков. В порче еды обвиняли Хэвона. Он лишь гадко хихикал и разводил руками. Ему только в радость видеть багровые и злые лица воспитателей. Интересно как скоро они поймут свою ошибку?
Вместе с Хэвоном в приют пришёл чёрный кот. Он поселился на захламлённом чердаке. Поджидал ведьму на крыше и забирался на его колени. Тёрся ласково о грудь, на которой позвякивали амулеты. Мурлыкал. Хэвон подкармливал его колбасой.
Чёрного кота, в чьих изумрудных глазах прятались мёртвые души и свет луны, а шерсть цвета поздней ночи — Хэвон, назвал Просветом. На кошачьем носике виднелось белое пятнышко, словно он влез в муку; около шеи — воротничок в виде заблудившегося огонька.
Хэвон продолжал видеться с Донхуном в школе и вместе с ним сбегал с нудных уроков. Позже он узнал, что Донхун первый по успеваемости в классе и живёт с тяжело больной «матушкой», так Донхун всегда её называл.
— Я всего лишь стараюсь быть для неё хорошим сыном и не расстраивать, — он пожимал плечами и виновато опускал лазурный взгляд.
Этого Хэвон, скорее всего, никогда не сможет понять, потому что не знал, о материнской любви ни-че-го.
— Тогда зачем соглашаешься сбегать?
— С тобой весело и совсем не страшно. Я раньше не мог себе этого позволить. Но сейчас чувствую свободу, — Донхун не скрывал улыбки, когда говорил.
— Что подумает об этом твоя мать?
— Сильно расстроится, попросит учиться. Назовёт «золотом», поцелует в макушку, а затем у неё прихватит сердце и она попросит меня уйти.
Донхун так непринуждённо рассказывал о семье:
— Может, когда я стану ведьмой, смогу облегчить её жизнь. Вытянуть из сердца смерть. Я хочу, чтобы матушка была счастлива.
Донхун не похож на ведьму. Дух выбрал человека с доброй и светлой душой, чтобы очернить.
Хэвон сжимал кулаки, пока в груди разрывалось сердце. Донхун не должен находиться с ним за пределами школы и носиться по узким улицам, сбивать бумажные фонарики и флажки. Разбрасываться камнями, созревшими орехами и горящими спичками.
Хэвон любил драться с собаками, отбирать у них кости, разбивать стёкла и задирать детей. Смеяться над людьми и оставлять после себя беспорядок. Рисовать и выводить ругательства на стенах мелом, но чаще всего кровью. Собирать блестящие безделушки, ломать вещи и крушить. И к другой жизни привыкнуть не сможет. Он всего лишь, таким образом, показывал, как с ним обошлась судьба и как он рос. Доброты, ласки и заботы в его мире никогда не существовало. Одна жестокость, потери и магия.
Донхун же был совершенно другим. Святым, по сравнению с ним. Он сроду никого не обижал. Слушал «матушку», рисовал для неё образ идеального сына: хорошо учился, помогал по дому, покупал лекарства. Любил и дорожил, как обычный человеческий ребёнок. Многого себе не позволял, и оттого в нём не было ничего необычного. Если бы не тот день, Хэвон его даже не заметил в массе серых лиц.
Однако теперь, Донхун вынужден жить иначе. Познать другую сторону жизни. Более жестокую, кровавую и магическую. Но как этот мальчишка с добрыми голубыми глазами, что ловил сачком бабочек, помогал стариками переходить через дорогу, кормил птиц и рисовал несуществующих, в мире ведьм, ангелов, должен был жить?
Но такой ли он душка на самом деле?
Хэвон не раз видел, как Донхун дружелюбно улыбался прохожим, но бежал вместе с ним, сжимая в непорочных руках камень. Как ставил подножки одноклассникам, а накануне вечером, когда он остался в классе один, изрезал тупыми ножницами тюль. И конечно, остался безнаказанным. Никому и в голову не пришло, что это мог сделать он.
***
В ночь, когда взошла полная луна, ведьма, затеявшая шалость, открыла хитрые глаза. Спрятала под одеялом портфель и подошла к окну. Ржавые петли предательски скрипнули. Хэвон обернулся, чтобы убедиться, что никто не проснулся, а затем призрачной тенью исчез. Окно скрипнуло ещё раз.
Осенний ветер путался в волосах, кусал щёки и свистел, цепляясь за черепичные крыши низких домов. Чёрная мантия на плечах развивалась и мешалась под ногами. Ни черта не согревала. Изо рта вырывался пар. Кончики пальцев и нос покраснели. Ночной холод Хэвона мало волновал.
Дух звал и нашёптывал, куда бежать, но прежде нужно захватить огромную материнскую сумку с магическими атрибутами.
На входе в лес он остановился снова. Посмотрел вверх на остроконечные верхушки деревьев. Осмотрелся по сторонам, вздохнул и зажёг свечку в стеклянном фонарике. Шагнул навстречу темноте. Тело окутало оцепенение, как одиннадцать лет назад. Он тряхнул головой, нахмурил брови, оскалился и вновь побежал. Нечего бояться. Это не первый и не последний обряд посвящения ведьм, который ему предстоит увидеть и провести.
На опушке собирались немногочисленные ведьмы. Всех их он знал в лицо, но, ни с одной не пытался подружиться. Также как и они. Ведьмы существа, что живут сами по себе. Только в полнолуние становятся огромной семьёй, жаждущей магии и крови.