Карнавал мистических историй

Среди них были женщины, мужчины и дети, каждый занимался своим делом. Ждали новую, пока ещё человеческую душу. Донхуна ещё не было. Хэвон молился, чтобы тот заблудился в лесу и не пришёл.

Хэвон нашёл свободное место в самом углу, вдали от всех, и разложил вокруг себя свечи и кинжалы. Его плеча коснулась чья-то рука. Осторожно, словно боясь проломить кости. Хэвон поднял голову.

На него смотрел Донхун. Его глаза блестели в свете огня неестественно ярко. С плеч свисала мантия, которую Хэвон отдал ему. Никто из них не проронил ни слова. Хэвон лишь чувствовал, как в жилах закипала кровь. Шрам на внутренней стороне руки горел.

От Донхуна пахло смертью. Но не той, к которой привык Хэвон. Другой. С пряным запахом запечённых яблок и железным привкусом крови. Наверное, так пахло от людей, чья душа готовилась к смерти.

Хэвон с силой вонзил в землю ритуальный клинок и сделал глубокий надрез. Хотел закричать, но ведьмы никогда не поймут его чувств. Им нравилось высасывать из людей души. Не справедливо. Есть люди, которым нужна обычная жизнь. Как когда-то в ней нуждался Хэвон. Донхуну было бы лучше в человеческом мире. Но никак не у ведьмовского костра с меткой на руке.

— Начнём же посвящение и веселье! — эхом по округе разнёсся голос Старшей ведьмы.

Тишину тут же заполнили радостные вопли.

Старшая ведьма подошла к костру ближе:

— Ли Хэвон и Пак Донхун, выйдете вперёд!

Парни предстали перед всеми. Жадные глаза тут же уставились на них и терпеливо ждали.

Старшая ведьма протянула Хэвону серебряный клинок, обмотанный фиалковым платком. Этот клинок, одиннадцать лет назад, мать вонзила в его руку и лишила всего человечного.

— Ты готов? — сказала Старшая ведьма.

Хэвон отбросил все мысли, уверенно кивнул и взял клинок из её рук. Бояться некогда и незачем. Некуда бежать. Дух сожрёт Донхуна, если он не примет его силу.

Он в последний раз посмотрел в глаза человека и увидел, как в пустом взгляде погасла последняя надежда.

— Кричи, если будет больно, — шепнул Хэвон и быстрым хладнокровным движением воткнул клинок в руку Донхуна.

Крови вытекало много. Воздух пропитался криками. Ведьмы ликовали, наблюдая за страданием и смертью человеческой души. Хэвон не мог поверить в то, что сделал. Дух внутри него чуть ли не взрывался от удовольствия. Хэвон почувствовал, как стал сильнее, как покалывали кончики пальцев, как из глаз сыпались искры, как все звуки заглушились космическим звоном звёзд.

Когда сознание вернулось, он увидел слёзы на глазах Донхуна, но ничего не имел права сделать. Только наблюдать. Шрам затянется не скоро.

Они отошли от костра к своему месту. Сели на сухую траву. Хэвон достал из сумки бинт:

— Дай руку, — потребовал он, но избегал пересекаться с Донхуном взглядом.

— Так можно? — помедлил с ответом рождённый и заплаканный ведьма.

— Духу не выгодно, если ты сдохнешь от потери крови. Так что да, можно.

Донхун протянул ему руку. Хэвон кусал губы до алых бусин крови, и бережно обматывал чужую руку.

— Ты ведь понимаешь, что по-другому быть не могло? — сказал Хэвон, закончив обвязывать рану.

— Мы обречённые дети, как и все они. Не забывай об этом, — с вымученной улыбкой напомнил Донхун слова Хэвона.

Так и есть. Человек ни за что в здравом уме не выбрал бы жизнь ведьмы. Дух сам искал хозяина и подчинял себе. Человек — слабое и безвольное существо в зачарованных руках неизвестной силы; всего лишь временная оболочка для бессмертного и живого сгустка энергии. Не принятие силы равнялось физической смерти. Большинство ведьм мирились с новыми правилами и теряли голову, практикуя магию.

Ужас давно поглотил человечество. Чем дальше, тем хуже для людей, но лучше для ведьм.

— Чувствуешь, как внутри проснулась сила? — Хэвон раскрыл книгу с ритуалами.

— Моё сердце ещё никогда так не рвалось из груди. Клянусь, я слышал, как трещали кости. Ладони безбожно горят, и, кажется, я хочу что-нибудь порезать. Ощущаю, будто готов свернуть горы и покорить космос.

Хэвон хмыкнул. Всё прошло успешно. Донхун принял Духа, а тот насытился его кровью и смертью души. Когда-то он чувствовал то же самое.

Блаженство и противоречие.

Донхун стал ведьмой. Наверное, если его матушка узнает, то ни за что не поверит, что её сын, которого она считала за ангела, стал кровожадной ведьмой. Донхун не должен ей говорить, иначе убьёт святой образ.

— Тогда, давай повеселимся, — Хэвон посмотрел на Донхуна. На дне его зрачков около костра плясали демоны. Он широко и зловеще улыбнулся.

Донхун рассмеялся, а затем с горящими от нетерпения глазами согласился:

— Давно пора!

Всю ночь напролёт две ведьмы смеялись, играли с пламенем свечей, разбрасывали и теряли магические булавки в траве, жгли сухоцветы, чертили кинжалами на земле руны. Кружили вокруг костра, гонялись за детьми, высовывали языки и ловили огненные искры. Читали разные заклинания и наполнялись силой от земли.

С наступлением рассвета шабаш рассыпался, чтобы собраться в следующий раз. Довольные и сытые ведьмы покидали лес.

— Твоя матушка гордится тобой, — нарушив тишину, сказал Донхун, когда они стояли на пороге его дома.