— Да чтоб вас всех! — прохныкал Дмитрий, почти ослепший слёз.
Члены общины притихли, дети умолкли, а затем…
Затем десятки ударов в живую плоть и предсмертные крики возвестили о начале весны.
1
«Забавно слушать ложь, зная правду.
Так и быть, не ложь, а сказку. Детям положено читать сказки: они развивают фантазию, стимулируют образное мышление, успокаивают и всё такое. Я не против. Если не получается ценить родителей за действия, то остаётся ценить за намерения.
Детство сродни отпуску, каникулам, на которых от меня почти ничего не требуется, чтобы выжить. Не то, что в Средние Века. И всё же я стараюсь отыгрывать свою нехитрую роль
(«стараюсь», потому что актриса из меня никакая)
и улыбаюсь, когда Мать прерывает чтение и смотрит на меня. Получается не очень, раз она перешёптывается с Отцом об эмоциональной инвалидности. Отец, впрочем, не беспокоится. Он понимает, что дважды — один раз невольно, один раз осознанно — отсрочил моё возвращение в мир живых. А ведь я могла уже быть полностью сформировавшимся человеком, а не младенцем.
Впрочем, я его не виню. В конце концов, он сдержал обещание.
Мать видит во мне только своё дитя, и ведёт себя соответствующе. Эти сюсюканья и умиления очень раздражают. Отец же чувствует немного больше. Да, он глядит на меня щенячьими глазами, потому что я похожа на его женщину, но говорит, как правило, по-взрослому. Спрашивает. И я бы ответила на его вопросы, но пока не умею; я бы выразила свои потребности на бумаге, но пальцы слишком слабы и малы, чтобы удерживать карандаш или ручку; я бы спроецировала нужные мысли ему в голову, но это оказалось слишком тяжело для детского мозга.
Сейчас Мать читает сказку, написанную Отцом. Он… смягчил одну из своих «взрослых» историй, я видела образы из неё в его голове. На выходе же получилась очень банальная история: девочка плавала в речке, побежала за Кошечкой в лес, подружилась с Волчонком и вернулась домой, где её ждал братик, любивший рисовать.
А изначальная история… Ох, как же это было сладко!»
***
— Что, солнышко, тебе понравилась сказочка? Папочка написал её специально для тебя, котёночек!
Над подержанной, но чистой и крепкой колыбелью нависла женская голова. Длинные чёрные волосы местами спутались, но исхудалое бледное лицо озарялось светом нежности и доброты каждый раз, когда тёмно-голубые глаза видели крошечный комочек живой плоти. Продолжение молодой матери, её билет на пароход вечности, пропуск в бессмертие.
«Да, мамочка, понравилась. Очень понравилась. До чего же весело и приятно было дружить с Волчонком!»
Приоткрытые глазки существа, походившего в своих пелёнках на огромного головастика, покосились, как если бы принадлежали взрослой девушке, вспомнившей нечто постыдное, но приятное и греющее душу. Уголки губ натянулись…
— Она улыбнулась! Смотри, она улыбнулась!
…но только чуть-чуть.
2
Время проходит быстро, даже если кажется, что оно ползёт как улитка, которой в общем-то ничего и не нужно. Это понимаешь лишь в самом конце, когда необратимые изменения, наносимые временем, словно песок — ветром, становятся очевидны.
— И что это мы тут читаем, хм?
Как, например, невозможность удержать ребёнка на месте, если там нет ничего для него интересного.
«МЫ ничего не читаем. Я ни слова не понимаю из того, что здесь написано».
Мать подошла к распластавшемуся на полу младенцу. Перед большой и, наверное, тяжёлой головой лежала потрепанная книга в мягкой обложке — одна из тех, что доживали своё век на нижних полках. На обложке художник изобразил звёздное ночное небо, но краски уже успели потускнеть и местами выцвели.
«Похоже, на этом языке написаны все их книги. Значит, и говорят здесь на нём. Не знаю, встречался ли он мне раньше. На слух воспринимаю, но вот буквы совсем не знакомы…»
— Иди сюда, золотце! — женщина взяла ребёнка на руки, попутно подбирая книгу с пола. — И как ты только сюда добралась?
«Ползком. Ты как-то иначе передвигалась в своё время?»
Книга раскрылась, и с пожелтевших страниц на малышку грозно взглянул баран с круто закрученными рогами. Мать спешно перелистнула несколько страниц, хотя девочка не подала виду, что испугалась. Теперь на бумаге в окружении текста красовались две колонны-кариатиды в виде мальчиков.
«Где-то я это уже видела…»
Маленькая рука потянулась к краю страницы и неловко перелистнула её.
— Вот так! — подбадривала Мать, радуясь успехам своего маленького человечка.
Теперь на «человечка» глядела ракушка с клешнями.
— Это знаки зодиака, Анюша. Всего их двенадцать.
«Тринадцать».
Мать листала книгу и тыкала пальцем в изображения, проговаривая названия существ и персонажей. Ребёнок устало переводил взгляд серых глаз с книги на лицо женщины и обратно, как бы сличая услышанное с увиденным.
— Каждый из нас рождается под одним из этих созвездий, — Мать чмокнула дочку в щёку. — Это зависит от того, когда человек родился.
Всё-таки хорошо, что маленькие дети не совсем контролируют свою мимику, и многие гримасы появляются спонтанно. Иначе можно было бы подумать, что лицо крошечной Ани выражает брезгливость на грани с отвращением.