Бедный «Бриатико». Сто сорок акров пересушенной земли, в которую уже впиталось столько крови. С тех пор как Ли Сопру столкнули с обрыва, я смотрю на всех людей в отеле как на возможных злодеев и ничего не могу с собой поделать. Кто же был его сообщником? Ведь убить его мог только сообщник — тот, кто знал, что марка ценой в половину грано перешла к Ли Сопре.
Вполне вероятно, что, завладев переверткой, Ли Сопра прикинул ее цену и отказался делиться. Или с самого начала не собирался. Он был так в себе уверен, этот липовый полярник. Я помню его лицо там, на обрыве, он смотрел мне в глаза и усмехался, как будто знал, что я сжимаю в кармане бесполезный
Когда я говорила с комиссаром в последний раз, то услышала странную фразу:
Я обнаружила в алиби Ли Сопры прореху, и — вуаля! — его объявляют убийцей двух людей, которого наказала сама судьба. Комиссар спокойно пишет рапорт наверх и отправляет три тоненькие папки в архив. Гостиницу закрывают в сентябре, угодья пойдут под виноградники, и через несколько лет все забудут об отеле «Бриатико» и стариках, бродивших по его мозаичным террасам. Что касается меня, то если я вернусь в университет, сдам пропущенные экзамены и быстро напишу курсовые, то не потеряю даже семестра.
Единственным
В воскресенье ветер дул с севера, но мне все же пришлось идти на пляж с инженером. Стиснув зубы. И дело не в том, что трамонтана забивала рот грязным песком, а в том, что инженер — самый болтливый постоялец в «Бриатико». Однако деваться мне было некуда, я взяла махровый халат, полагающийся купальщику, и мы медленно отправились на муниципальный пляж. Всю дорогу инженер рассказывал мне, каким дивным соседом был покойный капитан и как часто они заходили друг к другу в номера, чтобы пропустить по стаканчику.
В отеле не разрешено держать спиртное в комнатах, старикам наливают только в баре, и дело не в заботе, разумеется, а в том, что рюмка коньяку или бокал вина стоят там не меньше десятки. Но старики тоже не вчера родились, взять хотя бы табачника Риттера. Вино он пьет на пляже, коньяк держит в грелке, а грелку под матрасом.
— Вам ведь не слишком нравился Диакопи? — спросил инженер, когда мы дошли до гряды розовых камней, обозначающих въезд в гостиницу. — По-вашему, он не годился на роль хозяина отеля?
— Хозяином он, положим, не стал бы. — Я говорила коротко, прикрывая рот рукой, но песок уже попал туда и скрипел на зубах
— Вы правы. — Он взглянул на меня с одобрением. — Не пойму, какой смысл покупать это дело, когда земля и постройки всего-навсего взяты в аренду. Теперь наследник засадит тут все виноградом или трюфелями, а гостиница пойдет на снос. Но вы не ответили мне, сестра, отчего вам так не нравился капитан?
— Потому что он поддельный.
— Был поддельный, — поправил меня инженер. — У него были причины скрывать свое имя. Что касается возраста, то никто в отеле не сомневался, что ему нет и шестидесяти. Никто! Такой грим мог обмануть только тех, кому все старики на одно лицо.
— Что ж, это правда. — Я мысленно считала шаги, оставшиеся до пляжа, предстояло пройти еще метров двести, то есть четыреста стариковских шагов.
— Признаться, мне он казался впечатлительным и ранимым. Однажды мы напились у него в номере за картами, и он рассказал мне, что в молодости расстался с женщиной, которую любил, и с тех пор у него ничего хорошего в жизни не было.
— Вот как? Я думала, он вдовец.
Мы уже вышли на пляж и продвигались к тому месту, где вход в воду не испорчен красной водорослью.
— Холостяк, говорю же вам. — Инженер покачал головой и сладко сморщил рот. — Самое смешное, что эта любовная история случилась именно здесь, в «Бриатико». В те времена здешняя хозяйка владела большими землями в округе, а девушка была бедной служанкой. Разумеется, у них ничего не вышло!
— Разумеется, нет. — Я расстелила полотенце на песке и положила на него свернутый халат. — Располагайтесь, я пойду покурю. Вон туда, к маяку.