Картахена

— Я посылал ей книгу, синьора. Может, вы припоминаете?

— Ты стал писателем? — Она медленно вышла из тени на свет. — Это никуда не годится, милый. Разве это профессия для мужчины?

— Может, вы и правы, — засмеялся Маркус. — Я и сам иногда так думаю. Я написал книгу о здешних местах, она вышла в Англии, в книге есть страницы о вашей дочери.

— Ты написал о своей сестре. — Женщина одобрительно кивнула. — Это правильно, мальчик. Петра уехала на несколько дней на север провинции. С нашим падре. Они там делают доброе дело.

Она повернулась и направилась к двери дома, держа ножницы на отлете. Маркус остался на месте, слегка смущенный. Она что же, вот так просто закончила разговор?

— Можно мне взглянуть на вашу перголу? — сказал он ей вслед, но хозяйка уже скрылась за виноградными лозами, ее шаги удалялись.

Огорченный, Маркус повернулся, чтобы уйти, но потом передумал. Он вспомнил, что видел у входа самодельный почтовый ящик на шесте: можно вытащить из него газеты, догнать синьору, сказать, что почтальонша просила занести, а там, глядишь, и разговор заведется.

Подойдя к ящику, Маркус приподнял жестяной козырек и заглянул внутрь. Ящик был забит до отказа, какие-то счета, реклама, пара журналов и еще что-то желтое на дне. Сначала Маркус попытался засунуть руку поглубже, потом достал из сумки перочинный ножик и отодвинул щеколду. Крышка ящика с треском распахнулась, и содержимое вывалилось на траву.

Так и есть. Желтый конверт, тот самый, что он купил в ноттингемском киоске и с ходу отправил — как единственно возможный ответ. Значит, девчонка книгу не получила. И до сих пор считает его негодяем, mascalzone

. Странно, что за два года никто не проверил почтовый ящик.

Он сложил бумажки обратно и, немного подумав, накрыл их английской бандеролью. Ржавая щеколда не хотела задвигаться, и Маркус припер крышку палкой, выдернутой из середины розового куста. Куст всхлипнул и развалился.

— Чего ты там возишься, Бри? — От крыльца донесся удивленный голос хозяйки. — Им уже сто лет никто не пользуется. Петра получает почту на работе, а мне никто не пишет, слава богу. Не стой на жаре без шапки, тебе напечет голову.

— Так я могу посмотреть на вашу перголу? — Он выпрямился и сунул палку обратно в куст. — Мне правда очень нужно, синьора.

— Поверь мне, тебе не нужно больше сюда приходить. Прошло уже шесть лет. Ты теперь свободен, мальчик мой, ты же знаешь.

— Свободен?

— Агостина сказала, что я все сделала правильно и ты можешь вернуться туда, откуда пришел. Я тоже знаю, что тебе пора возвращаться. Потому что в твоей спальне завелись муравьи!

Петра

Если Бри пытался подать мне знак, послав дырявую открытку, то почему не назвал имени убийцы? Она заплатит за ошибку, сказал он тогда по телефону. За свою ошибку или за сицилийскую?

Брат всегда был таким, даже в детстве, он вечно водил меня за нос и устраивал сюрпризы, то радостные, то жестокие. Помню, как однажды он потащил меня в Аннунциату на розыгрыш лотереи по случаю martedi grasso

. Сборы от лотереи должны были пойти на побелку церкви, а главным призом был огромный батон болонской колбасы с потрохами, фисташками и ягодами мирта. Батон выносили на сцену двое местных лавочников, державших за углы холщовое полотенце.

Бри не сказал мне, что купил лотерейный билет, и когда со сцены выкрикнули мое имя — Петра Понте! — я чуть не упала под ноги толпившимся у возвышения крестьянам. Главный приз нам не дали, зато дали один из десяти мелких выигрышей: фаянсовую миску, плотно набитую пончиками с рикоттой. Всю дорогу домой мы уговаривали друг друга оставить хоть пару пончиков матери, но слопали все и вручили ей только синюю миску с ободком.

Вчера я проснулась первой, обнаружив между собой и Садовником лохматого Зампу, пригревшегося в складках занавеса. Выходит, Садовник ночью выходил наружу, подумала я, ведь он сам запер дверь на щеколду, а собаки в комнате не было. Потом я подумала, что со мной, наверное, что-то не так, если, даже проснувшись рядом с мужчиной, я с подозрением думаю о том, чем он занимался без моего ведома. Похоже, жизнь в «Бриатико» изменила меня больше, чем я предполагала.

Некоторое время я стояла перед маленьким зеркалом для бритья, висевшим на гвозде, и смотрела на свое лицо, на котором не было никаких следов прошедшей ночи. Потом я умылась, пошла в угол с реквизитом, перебрала все костюмы и нашла платье миссис Хилл, парик тоже был там — нейлоновые желтые волосы на марлевой подкладке.

Ли Сопра едва поместился в эти юбки, сказала мне калабрийка, нам пришлось затянуть корсет потуже и завязать шнурки на пару рыбацких узлов. Все смеялись как умалишенные, сказала она, когда капитан с гордым видом поглаживал свою поддельную грудь, набитую бог знает чем, грудь ему сшила кастелянша, два аппетитных бурдючка!