Картахена

— Тогда наследнику пришлось бы прикусить губу и терпеть. Так мне объяснил нотариус, составлявший последнюю волю Стефании. В бумагах есть пункт о его исключительном пожизненном праве вести свои дела на этой земле. Но теперь, когда нет арендатора, в этом контракте не больше смысла, чем в лотерейном билете, купленном у марокканца. Разве не очевидно, что капитан не стал бы пилить сук, на который только что взобрался?

— Что ж… — Я постепенно приходила в себя. — Вы правы, но это отменяет только один мотив, а их может оказаться несколько. Например, марка, которую Аверичи всегда носил с собой.

— Детка, если бы ты убила кого-нибудь, чтобы завладеть очень ценной вещью, ты не сидела бы в гостинице несколько недель и не ждала бы, пока кто-нибудь тебя не заподозрит. Ты была бы уже далеко, там, где эти самые марки можно обменять на деньги, верно? Какой смысл ему здесь торчать, если он получил то, за чем охотился?

— Может быть, еще не получил. — Я слышала свой неуверенный голос и злилась еще больше. — Совершенно ясно, что капитан выдает себя за того, кем не является. Какое там покорение льдов? Он ходит на дикий пляж, чтобы никто не видел, как он плещется на мелкоте, хлопая себя по бокам, будто пингвин.

— Я смотрю, ты давно за ним приглядываешь. — В глазах комиссара мелькнуло удивление. — Неумение плавать не является преступлением. Что касается акций отеля, то сам факт их покупки составляет капитану алиби почище прежнего. Так что зря ты бегала сломя голову по гостиничной роще. А теперь отправляйся домой и поищи другого подозреваемого.

Я встала и пошла к выходу. Сержант подмигнул мне от своего стола, который стоит прямо в коридоре, и даже немного привстал. Все знают, что он ждет повышения уже четвертый год и мечтает о комиссарском кабинете. Только ему ничего не светит, так как хитрый Аттилио уже обзавелся нужной поддержкой в столице провинции.

Выходя из участка, я чувствовала себя щенком, напрудившим посреди гостиной. Достаточно было отдышаться и пройти по коридору, чтобы понять, что комиссар прав, кругом прав. Надо искать другого подозреваемого. Но где? Из тех четверых, кто мог задать вопрос на форуме филателистов и при этом не был на репетиции, один дежурил на третьем этаже, второй имел возможность отлучиться, но не имеет мотива, третий уже сидел в участке и доказал свое алиби, а четвертый — мой любовник.

flautista_libico

Люди повсюду ищут смысл, а натыкаются только друг на друга.

Когда пришло письмо от Лидио (аккуратное, на линованной бумаге), мне сразу вспомнились его ладная фигура наездника и лицо с неожиданно крупным ртом, полным теснящихся зубов. Довольно странное лицо, казалось мне тогда, но в одиннадцать лет многие лица кажутся странными. В то лето мне пришлось провести в «Бриатико» четыре жарких дня, от которых не было никакого толку, — в поезде меня продуло, потому что сосед по купе все время норовил открыть окно, и сразу по приезде меня уложили в постель с температурой и кашлем, от которого горло, казалось, наполнялось железной стружкой.

Мы приехали в усадьбу навестить бабку, которая писала нам несколько лет, добиваясь у матери прощения (так сказала мать). Наконец мать решилась повидаться со старой Стефанией, которая недолго задержится на этом свете (это тоже сказала мать), и мы поехали на юг. Бабка оказалась вовсе не старой, она носила брюки и ловко запрыгивала в седло, на голове у нее была твидовая кепка (у конюха, который держал ее лошадь под уздцы, была такая же). Под кепку были убраны волосы цвета жженого сахара, такого же цвета, как у меня.

Вечером, когда Стефания пришла ко мне в пеньюаре, с тарелкой печенья в руках, ее запах, одежды и речи поразили меня в самое сердце. Помню, что в наш первый визит в «Бриатико» бабка не показалась мне такой красивой. Мне тогда было шесть лет, и люди мало меня интересовали.

— У меня тоже будет лошадь?

Вопрос был дурацким, но она все-таки ответила:

— У тебя все будет, как у меня. Вырастешь и получишь все сразу. И лошадь, и парк, и дом. Все, что ты видишь вокруг. И даже то, чего не видишь.

Бабка наклонялась надо мной без улыбки, пахла пачулями, трогала мой лоб, заставляла глотать имбирное питье, а на четвертый день выдала высокие сапоги с ушками и разрешила покататься с конюхом в парке.

Когда нам вызвали такси и мать пошла собирать вещи, Стефания сказала:

— Жаль, что тебя свалила простуда и не было времени на верховую езду. Лидио говорит, ты неплохо держишься в седле. Ну да ладно, в следующий раз.

Следующего раза не было. Через два года Стефания упала с лошади и сломала себе шею, а мы получили письмо от бабкиного юриста, в котором говорилось, что нам ничего не полагается, даже твердо обещанных денег на мою учебу. Имение досталось монастырю, то есть святому Андрею, покровителю здешних мест. Сыну Стефании (моему беглому отцу) тоже ничего не перепало, на похороны он не явился, а нас туда и вовсе не позвали.