Картер побеждает дьявола

Ледок приоткрыл дверь и молча постучал по часам. Картер кивнул, закрыл дверь и придавил ее спиной.

– Продолжай, пожалуйста.

Феба прочла телеграмму про себя и, помолчав, сказала:

– Он просто хочет знать, нарочно ли ты уничтожил телевидение.

– Что еще он пишет?

Молчание. Феба положила руки на колени.

– О Господи. – Картер забарабанил ладонями по двери.

– Что, если… что, если в прошлом я совершила ужасный поступок, и Бура об этом знает? Он бы попытался мной управлять, верно? И напомнил бы мне о прошлом. Самую малость.

– Я не люблю тайн, – объявил Картер.

Феба рассмеялась.

– Ты любишь тайны. Подойди так, чтобы я могла тебя ощупать, пожалуйста.

Словно стаскивая себя с пьедестала, Картер отошел от двери и сел перед Фебой на корточки. Ее пальцы пробежали по его волосам – «Ой, ты вспотел», – по лицу, невесомо, как паучьи лапки, – и снова опустились на колени.

– Ты мне не доверяешь.

Картер заметил, что дышит неглубоко, носом.

– Как бы ты поступила на моем месте?

Феба задумалась.

– Я бы очень поостереглась влюбляться в некую женщину.

Картер не рассмеялся, и она добавила серьезно:

– Он хочет мною управлять.

– Что у него на тебя? Больше, чем просто…

Феба приложила палец к его губам. Картер сидел на корточках, понимая, что самое простое – погладить ее руку. Он встал, закончил одеваться и, не сказав больше ни слова, вышел, затворив за собой дверь.

За кулисами он взял у ассистента стопку шляп и встал, наполовину завернувшись в занавес, покуда за спиной у него двигались декорации. Это был сложный процесс: каждая кулиса и декорация висела на блоках, чтобы ее можно было убрать или опустить в несколько секунд.

Он мог думать только о Фебе. Всякий раз, как она снимает один покров тайны, под ним оказываются два других. Что она ему не прочла? И насчет телевидения… почему Бура задал такой странный вопрос? Картер попросил оркестр играть что-нибудь медленное, постепенно затихающее. Мелодия была незнакомая: что-то на струнных и кастаньетах, почти турецкое по ощущению.

На плечо ему легла рука. Джеймс.

– Я от тебя бегаю, – сказал Картер.

Джеймс кивнул. В руках у него была стопка бумаг. Картер узнал счета, которые подписал за последние несколько дней. Он расправил плечи, готовясь оправдываться. Однако Джеймс молча похлопал бумагами по губам. Он нежно взглянул Картеру в глаза и сказал так тихо, что за музыкой его еле-еле можно было расслышать:

– Ой, братец.

Это было хуже любой нотации: у Картера мороз пробежал по коже. Он положил шляпы на стол.

– Да?

– Я очень тобой горжусь, – сказал Джеймс. – Счастье – иметь такого старшего брата, и я тебя люблю.

Им пришлось посторониться, чтобы пропустить Клео на сцену.

– Но?

Джеймс мотнул головой.

– Никаких «но», Чарли. Сегодняшнее представление – поразительное. – Он замялся. – Тебе удалось… ты вел тетрадь расходов?

– Ну, ты же знаешь, ее украли, я начал новую. Она… где-то. – Ему хотелось попросить прощения. – Знаешь, антракт почти кончился.

Джеймс взглянул на часы.

– Время еще есть. Давай я кое-что тебе покажу. – Он развернул ведомость и медленно заскользил по ней пальцем. – Учитывая, сколько ты потратил на подготовку…

– Я столько не потратил.

– Ты забыл у меня дома чековую книжку. И я нашел у Ледока эти счета. Не надо, ладно? Вот, смотри, это то, что ты потратил. А вот сколько тебе надо тратить каждую неделю. А если поедешь в турне, будут еще транспортные расходы и плата за аренду театров.

– Понимаю… сегодня я должен выступить очень хорошо. И всё тщательно просчитать. Знаю.

– Нет. Уже поздно. – Джеймс печально взглянул на брата, словно объясняя правила игры, которую тому никогда не понять. – Ты только что себя угробил.

Картер тряхнул головой. Слова прозвучали полной бессмыслицей.

– Даже если твои дела резко пойдут вверх, если ты начнешь собирать полные залы, как Голдин – ты всё равно не вернешь потраченного.

– Если надо, я буду гастролировать четыре года подряд. Джеймс, я здесь, я вернулся, я снова могу творить. Это должно окупиться.

– Я сказал, что горжусь тобой. Но надо решить, что ты будешь делать завтра.

– Гастролировать! Отыграем здесь и отправимся в турне.

– Да, – отвечал Джеймс, тщательно подбирая слова. – Просто я хочу, чтобы ты получил все возможное удовольствие от сегодняшнего выступления. Может быть, после того, как мы вместе посмотрим эти цифры, ты захочешь прикрыть лавочку.

Джеймс, своего рода Дельфийский оракул, каким-то неведомым чутьем понимал деньги. Картер чувствовал, что брат, любя его, не сказал со всей прямотой: шоу обречено. Однако Джеймс еще и вручил ему дар: возможность быть собой хотя бы еще один вечер.

Картер взял со стола стопку шляп. Закрыл глаза.

– Так это будет моя тризна?

– Знаешь, мало кто может зарабатывать на жизнь любимым делом. Тебе повезло: ты всегда следовал своему влечению. От имени большей части трудящегося мира я скажу тебе, что славный погребальный костер – не худший финал. – Джеймс положил руки ему на плечи. – Ты больше ничего не должен доказывать. Радуйся жизни.