Картина Черного человека

— Я понимаю, что это похоже на коллекцию маньяка, который собирает мелочи на память о своих жертвах. Но ничего не могу поделать — эти вещи для меня действительно очень важны. Когда я вижу их — я вспоминаю своих пациентов, вспоминаю свою жизнь…

Он открыл коробку, и я увидела груду всевозможных мелочей — носовые платки и крошечные флакончики духов, одноразовые зажигалки и тюбики губной помады, карманные календарики и расчески, даже необычную костяную пуговицу…

Порывшись в этой груде, доктор извлек из нее красивую серебряную запонку.

— Вот эта запонка принадлежала той девушке, Карине Фиолетовой. Точнее, тому самому человеку, который ее бросил, из-за чего у нее и случился тот… срыв.

— Как же она с ней рассталась? — спросила я, внимательно разглядывая запонку.

— Ее выписывали в спешке, она едва успела собрать вещи, а когда уже ушла — я нашел эту запонку на полу возле ее кровати. Хотел вернуть ей, да закрутился с делами, а когда вспомнил — было уже слишком поздно, ее… не стало.

Я еще раз взглянула на запонку.

Круглая серебряная вещица, на которой были выгравированы две буквы — «Е Р».

На всякий случай я сфотографировала запонку на свой телефон. Доктор удивленно взглянул на меня, забрал у меня запонку, положил обратно в коробку и поставил коробку в сервант.

В это время раздался звонок.

Должно быть, кто-то подошел к калитке, как я до того.

Доктор вскочил, лицо его снова стало озабоченным.

— Ну вот, опять! Наверняка кого-то нужно выводить из запоя! Ну, сколько можно?

Он бросился к двери.

А я выглянула в окно.

Перед калиткой стоял молодой парень в куртке с логотипом службы доставки. В руке у него был упакованный в голубой пластик прямоугольный предмет, рядом стоял велосипед.

Доктор подошел к калитке, переговорил с курьером и скоро вернулся в комнату, прижимая к себе посылку. На лице его читалось несомненное облегчение.

— Слава богу, это не запой. Мне просто принесли какую-то посылку…

— Посылку? — переспросила я. — От кого эта посылка?

— Сейчас узнаю… — он надрезал ножом пластиковый пакет, извлек из него плоский прямоугольный предмет, завернутый в ткань. На пол упал листок бумаги с отпечатанным на нем текстом.

Доктор наклонился, поднял этот листок и прочел:

— «Доктору Чугунову — от благодарного пациента. Только благодаря вам мне удалось исцелиться…»

Конец записки Михаил Васильевич прочел про себя. На глазах его выступили слезы.

— Надо же, — с чувством проговорил он, — в такие минуты чувствуешь, что прожил жизнь не зря! Что кому-то ты все же сумел помочь! Чувствуешь, что на свете еще существует благодарность!

С этими словами он уже собирался развернуть посылку.

Я схватила его за руку:

— Ни в коем случае не разворачивайте!

— Почему? — он удивленно посмотрел на меня.

— Это смертельно опасно!

— Да с чего вы взяли?

— Совсем недавно такой же подарок получила Акула… старшая медсестра Акулинина. К нему была приложена точно такая же благодарственная записка. Акулинина только взглянула на картину — и выбросилась из окна. Насмерть!

— Акула — выбросилась из окна? — доктор недоверчиво посмотрел на меня. — Не может быть! Вы выдумываете!

— Вы мне не верите? А что, если я скажу, чем заканчивается эта записка? Вы ведь не дочитали ее до конца, а там наверняка сказано «Я смог исцелиться и стать полноправным членом общества».

— Да, действительно…

Однако в глазах доктора все еще сквозило недоверие. Ведь я могла просто угадать эти слова.

— Не верите мне — позвоните в клинику. У вас ведь сохранились там люди, которым вы доверяете?

Доктор недоверчиво выслушал меня, однако поставил картину на пол, достал телефон и набрал номер.

Услышав ответ, он проговорил:

— Верочка, что там случилось со старшей сестрой? Да, с Акулой… до меня дошли странные слухи… почему ты шепчешь? Что?! Выбросилась из окна?! Акула?! Не могу поверить! А правда, что перед смертью она получила какую-то картину?

Еще немного послушав, Михаил Васильевич положил трубку на стол и сел, растерянно глядя перед собой.

Наконец он заговорил:

— Да, все правда… старшая сестра Акулинина на самом деле выбросилась из окна и разбилась насмерть.

— Я же говорила!

— Но это так на нее не похоже…

— Скажите, Михаил Васильевич, а тогда, тридцать лет назад, как Акулинина относилась к Карине Фиолетовой?

— Ну, что вам сказать? У нее… у Акулининой… очень трудный характер. Был. Честно говоря, она никогда не любила пациентов и относилась к ним с излишней строгостью.

— Короче, она была садисткой.

— Ну, это, может быть, слишком резкое слово, но можно сказать и так… — доктор отвел глаза.

— Почему же ее терпели?

— Ох, милая девушка! Вы не представляете, как трудно найти людей, готовых работать в психиатрической клинике! Работа у нас очень тяжелая, а оплата не сказать чтобы большая. Особенно трудно найти младший и средний персонал! А Акула… медсестра Акулинина прекрасно справлялась со своей работой, у нее всегда был полный порядок в бумагах, и в ее дежурство не бывало чрезвычайных происшествий. Все у нее ходили по струнке! Так что ее не просто терпели — ее очень ценили и продвигали по службе!

— А пациенты…