Картина Черного человека

— Ну, пациенты ее, конечно, боялись, но, может быть, это даже неплохо. Тем больше было порядка на отделении.

— Но я спросила вас, как она относилась именно к Карине.

— Знаете, я не мог контролировать все отношения, тем более это и не входило в мои обязанности, но скажу одно: с молодыми женщинами Акула была особенно… строга.

Это он называет «строга»! Да говорила же мне та старушенция, помешанная на инопланетянах, что Акула эта была такая сволочь, самая настоящая садистка, то есть просто удовольствие получала, унижая и мучая больных, которые не могли ей ответить тем же.

На минуту, только на одну минуту мне захотелось, чтобы этот добрый доктор посмотрел на картину. Вот, честное слово, если бы он настаивал, я не стала бы его отговаривать!

Кажется, Михаил Васильевич кое-что уразумел из моего молчания. Он покосился на прислоненную к стене картину и проговорил растерянным голосом:

— Однако как трудно в это поверить… вы говорите, все дело в этой картине? Что ж, кому, как не мне, знать, насколько сложна человеческая психика! Бывают очень странные причины, запускающие разрушительные процессы! Но чтобы картина…

— Во всяком случае, я не советую вам проверять на себе ее воздействие, — опомнилась я.

— А что же тогда мне с ней делать? Уничтожить? — доктор покосился на печь.

— Если вы не возражаете, я ее заберу.

— Что ж, вы меня очень обяжете.

Я положила картину обратно в пластиковый пакет, сунула туда же благодарственную записку — можно будет показать ее Вике или этой его Неле, вдруг они смогут что-то по ней определить. И поскорее распрощалась с доктором, пока он не успел спросить, кто же я, собственно, такая и какое отношение имею ко всей этой истории.

Я положила картину на заднее сиденье, села за руль и поехала обратно, обдумывая по дороге результаты сегодняшней поездки.

Один положительный результат, безусловно, был: мне удалось уберечь доктора Чугунова от губительного воздействия роковой картины. Потому что он наверняка должен был стать очередной ее жертвой.

А Михаил Васильевич — вроде бы совестливый человек, и его было бы очень жаль… Во всяком случае, тетки деревенские без него как без рук…

Вот медсестра Акулинина — совсем другое дело, прирожденная садистка… хотя все равно нельзя убивать людей только за их скверный характер… Хотя… тут же не просто характер…

Тут я задумалась еще над одним вопросом.

Анна Павловна, увидев роковую картину, умерла на месте, Акула выбросилась из окна, тоже со смертельным исходом. Поганец тоже увидел картину, но остался жив, только окончательно тронулся рассудком. Хотя и раньше это не было его сильной стороной.

Петровна отделалась то ли легким инсультом, то ли каким-то приступом, от которого у нее даже случилось небольшое просветление в мозгах.

А я… я много раз смотрела на эту картину — и хоть бы что, даже голова не заболела. Точно так же и художник Глеб Борисов. Он видел на картине совсем не то, что я, — но с ним тоже ничего не случилось…

В чем же дело?

Почему эта картина так по-разному действует на людей?

За этими мыслями я едва не пропустила поворот к Выборгскому шоссе.

К счастью, я вовремя опомнилась, резко развернулась, выехала на поворот…

И тут на меня чуть не налетела мчавшаяся навстречу темно-синяя машина.

Перед моими глазами четко отпечаталась эта картина — мчащийся прямо на меня автомобиль и лицо водителя — смуглое, оскаленное лицо с густыми темными бровями… И номер, номер я увидела четко, как на экране: «УГУ-785».

В последний момент я едва успела вывернуть руль, чтобы избежать лобового столкновения.

Тормоза истерично взвизгнули, и моя машина слетела передними колесами в кювет.

Я еще несколько долгих секунд сидела, тупо глядя перед собой и не веря, что осталась в живых.

В мое сознание вторгся назойливый посторонний звук.

Я встряхнула головой и осознала, что нажимаю кнопку сигнала.

Отпустила ее — и наступила оглушительная тишина.

Я отдышалась, проверила свои ощущения…

Я, несомненно, была жива. Больше того, ничего себе не сломала, только чувствовала боль там, где в грудь врезался ремень безопасности… в общем, легко отделалась.

Я — да, а машина? Она ведь чужая… Застрахована, конечно, но если большой ремонт, то никакой страховки не хватит. А у Викиной мамы денег не так чтобы много, она на пенсии… Про себя я вообще не говорю, живу на зарплату, а она — одни слезы…

Я вылезла из машины, с трудом, на негнущихся ногах обошла ее.

Чудеса продолжались: машина тоже была цела. Она только съехала передними колесами в кювет и остановилась.

Что ж, надо выбираться.

Я снова села за руль и попробовала дать задний ход.

Мотор взревел, но машина буксовала в придорожной грязи. Все-таки осень, дожди шли долго…

Своим ходом мне на дорогу не выбраться.

Тут я подумала о том человеке, из-за которого съехала в кювет. Он даже не притормозил, не остановился, чтобы посмотреть, что со мной стало!

Я снова вспомнила его лицо — безумное, полное слепой холодной ненависти…

Где-то я уже видела это лицо… или не видела… кто-то мне его описывал, причем описывал так ярко, так достоверно, что я как будто увидела этого человека своими глазами…