Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Пикассо легко завоёвывал женщин и так же легко бросал их, но при этом бережно хранил в памяти яркие воспоминания о том, как прекрасно всё шло поначалу.

В 1945 году, когда с момента расставания с Ольгой Хохловой минуло десять лет, он принимал у себя в мастерской прелестную гостью – юную русскую танцовщицу Марину де Берг.

– Какая она красивая! Марина… Совершенно восхитительный профиль! – воскликнул Пикассо, но Марина не пожелала ему позировать.

– О, спасибо! Я не хочу! Вы бы сделали из меня то же, что вы делали из всех этих женщин: глаза на ушах, рот на носу!

– Да нет же, послушайте! Я не буду с вами, как с другими женщинами… Я сделаю вас очень красивой! – уговаривал Марину Пабло, а потом, сдавшись, попросил: – Покажите мне ваши балетные туфли… Они мне напоминают о многом. Моя жена тоже была балетной танцовщицей. Она выписывала себе туфельки из Милана. У моей жены был такой же профиль, такая же шея, такой же взгляд… Она, как и вы, была русская…

– А как вы размягчаете пуанты? – спрашивал он у Марины де Берг, всё сильнее увлекаясь. – Зажимаете их дверью? Знаете, у меня сохранилось много обуви моей жены. Я поищу её для вас. Там есть кое-что из очень хорошей кожи. А как вы закрепляете ваше трико? Это очень важно? Ну так вот, в следующий раз я покажу вам, как это делать лучше всего.

Сумасшедшая Ольга, доведённая до крайней степени отчаяния, в тот самый момент, вполне возможно, писала ему очередное письмо с просьбой вернуться, но он вспоминал не полоумную мегеру, а нежную балерину, которую однажды встретил в Риме… Та надоедливая немолодая женщина, что стоит под окнами его мастерской, не имеет никакого отношения к юной Ольге Хохловой, что крутит фуэте в лабиринте его памяти. И будет крутить его не останавливаясь, как заводная кукла из шкатулки, – пока не вынут ключ.

Коллекция

Мизиа Серт / Тулуз-Лотрек, Боннар, Ренуар и другие

Стать музой для гения, запечатлеться в веках, оставив свой след (весьма изящный) в литературе, музыке и живописи, – многие женщины о таком лишь мечтают. Но для Мизии Серт признание великих было нормой – гении в её жизни исчислялись десятками. Ренуар и Пикассо, Стравинский и Равель, Пруст и Кокто, Малларме и Верлен – каждый из них по-своему восхищался Мизией, благосклонно принимавшей знаки внимания: сонеты, портреты, балеты… Да, Мизии повезло жить в эпоху; когда творили гиганты, а ещё она, вероятно, была несравненной красавицей?..

Трудное детство

Портреты кисти Ренуара, Тулуз-Лотрека, Боннара, Вюйара, Валлотона, а также фотографии, в изобилии дошедшие до потомков (Мизиа любила позировать и в наше время была бы звездой инстаграма), решительно свидетельствуют: красавицей мадам Серт не была. Какая уж там несравненная – даже если сделать скидку на устаревшие каноны красоты, всё равно ничего особенного. Широкое лицо, коротковатый нос, тонкие губы… Современники, впрочем, так не считали. Каждый утверждал, что Мизиа само совершенство: отмечали королевскую осанку, пышные волосы, миндалевидные глаза… По части характера отзывы разнились: например, французский дипломат Филипп Вертело считал, что мадам Серт «не следует доверять то, что любишь», а писатель Поль Моран, приклеивший Мизии ярлык пожирательницы гениев, утверждал, что её «пронизывающие насквозь глаза ещё смеялись, когда рот уже кривился в недобрую гримасу». Но эти «некоторые» погоды не делают: разве можно поставить Морана и Вертело в один ряд с Верленом или Полем Клоделем?