Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

Пикассо никогда не был в Гернике, но, как вспоминали очевидцы, «весть об уничтожении города сразила его, как удар бычьего рога». В полотне, написанном всего за месяц, художник выразил своё ощущение от происходящего на родине, так близко – и так далеко от него. Это открытое обвинение нацизма, сочувствие землякам и неподдельное им сострадание. Картина размером 7,8 м × 3,5 м была написана маслом в чёрно-серых тонах. Колорит напоминает не то о газетной хронике, не то о припорошённой пеплом земле. Пикассо не было нужды изображать значимые здания Герники – в то время это слово означало не столько город, сколько его погибших людей. Женщину, оплакивающую мёртвого ребёнка, изувеченного солдата, всё ещё сжимающего оружие… Бык здесь, как считается, символизирует Испанию, равнодушно принявшую бомбёжку Герники, ведь Франко позволил стереть этот город с лица земли. Трактовок «Герники» множество, но ощущение у всех зрителей остаётся схожее: каждый, кто видит эту картину, становится невольным соучастником преступления – ты видел, что происходит вокруг, но не попытался предотвратить трагедию. Так, возможно, чувствовал себя художник, работая над этой – самой своей известной – картиной.

Дора Маар находилась с Пабло на каждом этапе создания «Герники». Позднее, уже после войны, она заново увлеклась живописью – стала писать натюрморты, а Пикассо делал скульптурные бронзовые бюсты Доры и, желая придать бронзе эффектный оттенок платины, мочился на один такой бюст много дней подряд, пока окончательно не испортил его. «Надо же, чтобы такое случилось именно с моим изображением», – философски вздохнула Дора, узнав об этом неудачном эксперименте. Тогда у них уже начались разлады с Пикассо, Маар всё чаще впадала в истерики, случались у неё и самые настоящие припадки. Пикассо, считая, что Дора сможет навредить себе (или ему), отправил её в психиатрическую клинику, где лечили при помощи электрошока. Сам же он к тому времени уже был увлечён новой музой – шестой по счёту, – звали её Франсуаза Жило.

А Дора, более-менее поправившись, вышла из клиники и обнаружила, что её уже никто не ждёт. Она редко показывалась на публике, жила замкнуто, хотя продолжала работать, и работы её выставлялись. За полвека, прошедших с их разрыва с Пикассо, Дора не рассталась ни с одной его работой. Даже болонок на салфетках сохранила, не говоря уже об украшениях, картинах и скульптурах. Их обнаружили в парижской квартире Доры Маар после её смерти в июле 1997 года.

Женщина, которая бросила Пикассо

Пикассо любил, когда ему поклоняются. От друзей ждал восхищения, от женщин – служения. Ни одну из его спутниц нельзя было назвать бесхарактерной, но он ломал и подчинял своей воле каждую – за исключением Франсуазы Жило. Десять лет, которые она провела с мэтром, уже стареющим, но всё таким же гениальным и любвеобильным, стали ещё и последними годами жизни Ольги Хохловой… Всё ещё не верившая в предательство Пикассо, она по-прежнему преследовала его, хотя прошло уже столько лет. Но у Ольгиной беды не было срока давности – она и двадцать лет спустя страдала, как в первый день… Пыталась отвлечься, нянчилась с внуками, но тяжёлые мысли мучили её беспрестанно. Ольга перенесла инсульт, потом заболела раком – и 11 февраля 1955 года скончалась. Ей было 63 года.

Ольгу Хохлову похоронили в Каннах, на кладбище Гран-Жас. Ожидалось, что приедет Пикассо, но он не смог выкроить время, слишком много и упорно работал. Отныне Пабло был свободен от своего брачного обета: смерть Ольги вернула ему право обладания всем имуществом.

Впрочем, Франсуаза Жило замуж за него не собиралась, к тому же умудрилась бросить Пикассо сама.

Франсуаза была личностью крайне примечательной. Как писал Брассай, она происходила из буржуазной семьи, не понимавшей, что «живопись может оказаться заманчивее учёбы в университете, а мастерские художников – уютнее богатой виллы в Нейи». Конечно же, Франсуаза была красавицей, других рядом с Пикассо и не водилось. Вновь процитируем Брассая: «Пикассо был околдован и покорён этим маленьким капризным ртом, прямым носиком и родинкой на щеке, обрамляющими лицо густыми светло-каштановыми волосами, взглядом слегка асимметричных, широко раскрытых зелёных глаз под изогнутыми бровями, подростковой фигурой с узкой талией, обещавшей вполне женские округлости. Пикассо влюбился в Франсуазу и позволил ей обожать себя».

Пабло требовал от Брассая сделать фото Франсуазы, говорил: «Франсуаза очень хороша, не правда ли? Вы ведь поснимаете её когда-нибудь? Но только, пожалуйста, чтобы волосы у неё были слегка растрёпаны, взлохмачены. Ради бога, не фотографируйте её, когда она только что от парикмахера. Эти аккуратные причёски – я их терпеть не могу».