Русские люди, оказавшись за границей, всегда тянутся друг к другу. Марии Клавдиевне в Париже довелось познакомиться с Тургеневым, «обаятельным стариком, сразу внушившим мне глубокое благоговение». Чувство симпатии оказалось взаимным: «Эх, жаль, что я болен и раньше вас не знал. Какую бы интересную повесть я написал…» – сокрушался Тургенев, когда Мария поведала ему свою историю. Увы, дружба с великим писателем продлилась недолго – он умер через полтора года после знакомства с Тенишевой, Мария очень сожалела о его кончине. Вспоминала, как навещала Тургенева незадолго до смерти и нашла его совершенно заброшенным: «Кругом него было холодно. Тяжело и обидно было за этого великого человека, умирающего на чужбине среди равнодушных и чужих».
Париж подарил Тенишевой и ещё одну незабываемую встречу – с великим композитором и музыкантом Антоном Рубинштейном. Тенишева даже спасла его от не в меру прытких поклонниц-шведок: когда музыкант исполнял в студии Маркези скерцо Шопена (а играл он, по мнению Тенишевой,
Придя в себя, Рубинштейн пригласил Марию на свой концерт в зал Эрара: билеты уже были раскуплены, но композитор сам встретил Марию с подругой в фойе и велел поставить им стулья чуть ли не у самого рояля. Иных мест в зале попросту не было. Рубинштейн вновь играл как бог, на волосы его более никто не покушался, а вскоре после этого мадам Маркези с волнением объявила ученицам, что они удостоены чести выступить с маэстро в Зимнем цирке: будут петь хор из «Садко». Начались репетиции, волнения, подготовка. Рубинштейн на последнем прогоне обнаружил, что делась куда-то его дирижёрская палочка, схватил смычок – и сломал его, стуча по пюпитру. Хорошо хоть хор не подвёл маэстро, в итоге концерт прозвучал на ура.
Как же отличалась эта дивная парижская жизнь от серых семейных будней! Мария пела в концертах, поедала апельсины в ложах оперного театра и на спор отыскивала в Париже настоящую русскую баню. Она благополучно перешла в старший, оперный, класс – и как раз в это время ей представили живописца Маковского, первого настоящего художника в её жизни.
Мария многого ждала от этого знакомства. Вот только Маковский разочаровал её чуть ли не с первых же минут – «поразил своей неимоверной пошлостью, пустотой и невежеством».
Константин Егорович Маковский был известен тогда не только в России, он, к примеру, получил Большую золотую медаль Всемирной выставки в Париже (1889) за работы «Смерть Ивана Грозного», «Демон и Тамара», «Суд Париса». Он состоял в Товариществе передвижных художественных выставок, но к моменту знакомства с Тенишевой отделился от передвижников, предпочитал писать заказные портреты и картины на исторические темы.
Маковский был одним из самых высокооплачиваемых художников в России, с ним считались, к нему прислушивались, и, когда он попросил Марию позировать ему для поясного портрета, она «имела глупость» согласиться. «Добросовестно и аккуратно я приходила на сеансы три раза в неделю, – вспоминала Тенишева, ругая себя за непростительную растрату драгоценного времени, ведь его нужно было отнимать от занятий вокалом. – Я успокаивала себя мыслью, что зато останется портрет с меня молодой, память на всю жизнь». Велико же было разочарование натурщицы, когда она увидела результат труда Маковского и этих долгих сеансов. Он отчего-то решил изобразить её в костюме Марии Стюарт, и хотя Тенишева не понимала причин для такой фантазии, она всё же покорилась, так как «…с некоторыми художниками невозможно говорить резонно: они непогрешимы, не терпят здравой критики». Кроме того, Маковский назвал этот портрет всего лишь «Этюдом женской головки» – и продал какому-то любителю, даже не спросив мнения Марии! Общение с мастером во время сеансов её также разочаровало и ненадолго приглушило жгучий интерес, который Тенишева питала в ту пору ко всем художникам.
Что сталось с портретом кисти Маковского, доподлинно неизвестно. По одной из версий, он остался в истории русского искусства лишь в виде фотокопии с портрета работы неизвестного художника. Хранится она в Смоленском музее.
«Не этого хочет душа моя»