Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

С супругом Мария общалась только по делу, и всякий раз по такому, которое её обязательно огорчало. Паспорт он вновь забрал и не возвращал, на все просьбы отвечал отказом, к тому же настаивал на том, чтобы определить младшую Маню в один из столичных институтов. Тенишева была убеждённой противницей закрытых учреждений, считала, что девушки, «просидевшие восемь лет в стенах института, выходят из него неподготовленными к жизни, с совершенно ложными о ней понятиями. Образование они выносят оттуда весьма сомнительное: их тянут из класса в класс и доводят до выпуска, но познания их равняются нулю, и это за малым исключением. В этом огромном стаде живых существ всё нивелируется, хорошее и дурное. Индивидуальность забита формой, походкой, манерой до такой степени, что у них даже одинаковый почерк, а что живёт под этой корой – всё равно».

Как видите, Мария Клавдиевна была сторонницей прогрессивной педагогики, настаивала на индивидуальном подходе к каждому, но для России тех лет это была совершенно немыслимая вещь.

Зимой хлопоты привели Тенишеву в Москву, где она посетила частную итальянскую оперу Мамонтова и представила, что могла бы, верно, петь на этой сцене. Мысли о карьере певицы её пока что не отпускали.

На прослушивании Мария блестяще исполнила первый акт из «Аиды» Верди и вновь чуть было не получила ангажемент – да вот беда, примой театра оказалась подруга одного московского богача, категорически воспротивившаяся появлению конкурентки. У неё тоже было меццо-сопрано, и она справедливо усмотрела в красивой, статной, талантливой Марии Клавдиевне соперницу.

Так певческая глава в жизни Тенишевой закончилась, по сути и не начавшись. И всё же пение сыграло важную роль в её судьбе, вот только произошло это совсем не так, как все рассчитывали.

Князь Тенишев

Дочь Маню пристроили в один из московских пансионов – как ни странно, муж Марии Клавдиевны согласился с этой полумерой (сам-то он мечтал видеть дочь институткой) и даже прислал жене паспорт, в котором так долго отказывал. Мария давала в Москве концерты в пользу различных обществ, брала уроки у знаменитого певца Фёдора Комиссаржевского, изучая русские оперы одну за другой: она ещё не оставляла надежды выйти однажды на сцену Комиссаржевский подружился со своей одарённой ученицей и даже пообещал приехать будущим летом в Смоленск для участия в любительском спектакле. Решили поставить по одному действию из «Рогнеды», «Фауста» и «Аиды», причём хор и оркестр набрать из любителей. (Но из-за каких-то местных интриг, провинциальной ревности спектакль расстроился.)

Примерно тогда же Мария Клавдиевна познакомилась со Станиславским, ещё только начинающим театральную карьеру; были у неё и другие интересные встречи, жизнь продолжалась, всё как-то устраивалось… Даже мать Тенишевой, неожиданно смягчившись, предложила Марии провести зиму в своей петербургской квартире, та сразу же согласилась и в итоге осталась в столице на два года.

Она не бросила уроки по рисунку и посещала занятия в училище Штиглица, которые, впрочем, вскоре прекратились из-за грубости одного преподавателя. Мария была близорука, всегда просила дать ей место ближе к модели, постоянно пересаживалась и однажды получила резкое замечание от учителя: «Если вы близоруки, то нечего и учиться рисовать». Мария обиделась и стала брать частные уроки у художника Нила Гоголинского, которого вспоминала с подлинной теплотой и признательностью.

С дочерью у Тенишевой отношения, увы, испортились – Маню всё-таки отдали в институт, и родственники со стороны мужа, как считала Мария, настраивали девочку против неё почём зря. Муж нашёл себе работу в Баку, стал юрисконсультом Нобеля и в Петербурге бывал редко, наездами. Но каждое своё посещение столицы использовал для того, чтобы объяснить Мане, как той не повезло с матерью. Институтское начальство не позволяло Марии Клавдиевне забирать девочку домой хотя бы на время; более того, как выяснилось, Рафаил Николаевич обсуждал тяготы своей семейной жизни с персоналом института. Он, как позже скажет Тенишева, «был малодушен, как старая баба, любил возбуждать к себе жалость и Бог весть как должен был клеветать на меня, чтобы завоевать к себе сострадание людей».

Замужняя женщина без спутника жизни, не нашедшая своего призвания, – такая доля не устраивала Марию Клавдиевну. За ней многие ухаживали, делали предложения, и вот, в горькую минуту, Тенишева ответила согласием некоему полковнику Б., хоть и не питала к нему «того глубокого чувства, которое <…> делает брак чем-то связующим, прочным…». Б. не интересовался искусством, он был поверхностным человеком, но это замужество помогло бы Марии вернуть уважение общества, приобрести положение, связи. И капитал, разумеется.

Пока выбирали день свадьбы, Мария Клавдиевна проводила время в столице в компании светской львицы Александры Николаевны Зыбиной, и та как-то раз попросила её принести с собой ноты. Я хочу, сказала Зыбина, чтобы вас наконец услыхал мой брат, князь Тенишев. Он большой любитель музыки и будет в восторге от вашего голоса.