Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо

С началом Первой мировой войны подросших Жан-Жерара и Пьера призвали в армию, да и сам Матисс пытался записаться в добровольцы, но ему отказали – состояние здоровья 45-летнего художника не вдохновило медицинскую комиссию. Матиссы переехали из погрустневшего Парижа в Ниццу и жили теперь в особняке на холме Симье. Художник по-прежнему много работал, а вот самоотверженной Амели силы стали изменять. Когда Матисс получил заказ на новую версию своего знаменитого «Танца», жена его слегла. И после не вставала с постели несколько лет. Что же было делать Матиссу, привыкшему к заботе, порядку, опеке? Конечно, найти себе новую помощницу! Ею и стала Делекторская, случайно прочитавшая на автобусной остановке то самое судьбоносное объявление.

Когда Лидия начала работать у Матисса, ему исполнилось 63 года и он был мэтром в зените славы, который, впрочем, не стремился почивать на лаврах, а работал, как и не снилось вашим молодым. В тот момент он создавал «Танец», партнёршей в котором стала Лидия: на её плечи легли все подсобные работы. Когда полотно было готово, хозяева расстались с Делекторской, но, как выяснилось, ненадолго. На сей раз услуги Лидии понадобились мадам Матисс, которая, совсем разболевшись, нуждалась в сиделке. У постели больной жены Матисс и разглядел впервые Лидию – она положила голову на скрещенные руки, и художник встрепенулся: не шевелитесь!

Тот, самый первый портрет Лидии назывался «Голубые глаза» (1934, Музей искусств Балтимора), а потом последовала великолепная череда других: «Розовая обнажённая» (1935, Музей искусств Балтимора), «Румынская блуза» (1940, Помпиду), «Портрет Делекторской» (1974, Эрмитаж)… Амели спохватилась, но было поздно. Прошло не так много времени, а Матисс уже не мог обойтись без Лидии – из помощника она превратилась в натурщицу, но ведь прежде муж рисовал только её, Амели! Мадам Матисс потребовала сделать выбор: она или «эта русская». Муж, отец и примерный семьянин вынудили художника замолчать, Матисс дал Делекторской отличную рекомендацию, и она покинула его без единого упрёка. Лидия не ждала к себе особого отношения и ни на что не рассчитывала – как и положено натурщицам.

Но когда Делекторская ушла во второй раз, Матисс понял, что потерял в её лице не просто толковую помощницу и красивую натурщицу. Эта русская девушка неожиданно быстро успела стать его музой. Поэтому на сей раз уже художник поставил ультиматум мужу, отцу и примерному семьянину, а потом признался жене, что сделал неверный выбор. На другой день мадам Матисс уехала в Париж, а Лидия вернулась к Доктору – и осталась с ним на долгих двадцать два года.

Мадам и месье Матисс окончательно разъехались в 1939 году, и Амели забрала с собой ровно половину картин Матисса. Она считала, что имеет на это полное право. В этом, пожалуй, состояло их главное различие с Лидией, потому что внешние особенности, возраст и даже семейный статус начисто теряются на фоне таких подробностей.

Русский след

Как ни странно, Лидия Делекторская была не единственным и даже не первым звеном цепи, связывающей Анри Матисса с Россией. Ещё до революции художник побывал в Москве и был совершенно очарован русскими… нет, не женщинами, а иконами. «Какое будущее у этой страны, она так всем богата!» – восхищался Матисс. Кстати, свой первый серьёзный гонорар художник получил от российского коллекционера, мецената Сергея Щукина – тот заказал ему два панно: первый «Танец» (1910, Эрмитаж) и «Музыку» (1910, Эрмитаж). В 1908 году Матисс принимал участие в Московском художественном салоне «Золотое руно».

Лидия, с её сдержанным характером и славянской внешностью, продолжила русскую тему в жизни Матисса – теперь он писал почти одну только Делекторскую, привязываясь к ней с каждым днём всё сильнее. Был ли у них роман? Биографы стыдливо молчат, подробностей не знает никто, переписка Матисса с Лидией чертовски невинна – и именно поэтому нет сомнений, что роман был. Имелось о чём молчать. В наш век, когда вытряхивать на публику подробности своих и чужих романов – признак грамотной «раскрутки» и вообще почти хороший тон, это решительное нежелание делиться тайнами кажется наивным. Всё равно ведь узнают! Докопаются!

А вот и нет. Никто ничего не узнал, Лидия прекрасно умела хранить privacy[16] — не ради себя, ради Матисса. У неё ведь не было родителей, детей, друзей и призвания, которому можно посвятить всю жизнь, не было даже родины, зато у неё был Матисс, и она берегла его от всяческих потрясений. Она вообще предпочитала скрывать свои чувства – эмоции можно прочесть только на портретах. Может, поэтому Матисс так часто и рисовал её? Пытался разгадать? Однажды он признался Лидии, что в натурщицах для него важна не красота, а нечто другое. «Сколько сил я положил, чтобы её расшевелить», – жаловался он на красивую, но глупую модель – какую-то актрису из Канн. С Лидией всё было иначе, именно так, как надо.