Спустя годы после смерти Матисса в одном из писем Лидия позволила себе признаться: «Вас интересует, была ли я “женой” Матисса. И нет, и да. В материальном, физическом смысле слова – нет, но в душевном отношении – даже больше, чем да. Я была двадцать лет “светом его очей”, а он для меня – единственным смыслом жизни». Матисс очень не любил расставаться с Лидией, даже если она уезжала всего на несколько дней, причём по его же собственным делам. Он отправлял ей записочки, адресованные «той, у которой нет крылышек, хотя она их заслуживает». Без конца писал её портреты. Во время Второй мировой войны, когда ему предложили уехать в Бразилию, отказался: Лидию взять с собой было нельзя, а без неё он не мог теперь уже не только работать, но и просто жить.
При этом Матисс оставался по-европейски практичным, бережливым. Дважды в год, к Рождеству и дню рождения, но не чаще, Лидия получала от него в подарок рисунки – и это при том, что жалованье, которое Матисс выплачивал ей за сеансы, Делекторская тоже тратила на покупку его работ. Художник полагал, что после его смерти рисунки смогут прокормить Лидию, – но всё вышло несколько иначе. В мае 1945 года Лидия так радовалась победе СССР, что захотела отправить своей родной стране прекрасный букет – но чтобы вместо цветов в нём были картины. Разумеется, картины Матисса – те, из которых у Лидии уже собралась небольшая коллекция. Матисс идею одобрил, похвалил выбор Делекторской – и щедро добавил от себя ещё одну (!) работу. Эти девять рисунков стали первым даром, который Лидия сделала России. Работы отправились в Эрмитаж, где уже имелся «щукинский» Матисс, а значит, «было что развивать». Так начались долгие отношения Лидии с советскими музеями. В общей сложности Делекторская передала Эрмитажу и Пушкинскому музею около сотни работ, не считая документов, книг и даже личных вещей, в том числе той самой румынской блузы, в которой она позировала Матиссу. Взамен Лидия не требовала ничего, даже идею табличек с именем дарительницы решительно отмела (сейчас они, к счастью, появились). В письмах к директору Эрмитажа Лидия просила в случае выставки работ Матисса прикрывать сделанное ей посвящение «узенькой полоской белой бумаги».
Делекторской хотелось, чтобы в России была собрана одна из лучших в мире коллекций Матисса – и так ли важно, кто об этом позаботится? Впоследствии Лидия продала даже свою парижскую квартирку на бульваре Порт-Рояль (с правом доживания), а на вырученные деньги приобрела скульптуру Матисса «Ягуар, пожирающий зайца» (1899–1901, ГМИИ имени Пушкина) – чтобы подарить её родной стране. Лишь один раз Делекторская нарушила заведённый ею же порядок и попросила кое-что у советского правительства. После смерти Матисса Лидия попыталась вернуться в Россию, но в гражданстве ей отказали. Боялись: вдруг шпионка? Мало ли что, на всякий случай ответ – нет.
Делекторская часто приезжала в Петербург, любила «угощать» Россией своих парижских друзей, у которых на это не было денег. Встретив Лидию Николаевну в Эрмитаже, знакомые петербуржцы удивлялись, почему она не предупредила о приезде, ведь встретили бы, приветили! Но ей хотелось побродить по музейным залам в одиночестве.
Впрочем, после смерти Матисса она всегда была в одиночестве. Даже среди людей.
«Где твои крылья, которые нравились мне?»
Окружающие считали Лидию Делекторскую «прекрасной рабыней» Матисса, а его взрослый внук однажды обронил с пренебрежением, что в его семье она была «человеком на жалованье». Сама Лидия однажды проговорилась, что стала для Матисса…
Превратившись из секретаря и натурщицы в музу, Лидия обрела те самые
Матисс был немолод, давно и серьёзно болел, в январе 1941 года перенёс тяжёлую операцию. Возраст сказывался во всём, но художник остаётся художником до последнего дня. Он увлёкся аппликациями, для которых Лидия покрывала краской листы бумаги, а потом вырезала по контуру придуманные мастером формы (сейчас эти работы можно увидеть в чудесном музее Анри Матисса в Ницце, на холме Симье). Две бесценные рукотворные книги того времени хранятся, стараниями Лидии, в Эрмитаже и в Пушкинском музее (каждый получил по экземпляру – дарительница никого не обидела). Наконец, капелла Чёток в Вансе, оформить которую Матисса попросили монахини. Он отдался этому новому для себя делу целиком, изрядно удивив друзей и коллег, знавших его как несомненного атеиста. «А почему не бордель?» – съязвил Пикассо. Матисс не растерялся: «Заказа не было».