Карты четырех царств.

— Ах-шш-ррр, — невнятно выдохнул вервр, подавился и закашлялся, закрывая руками голову, прячась от безмерности пустоты. Вне тверди он стал голый, ничтожный, впечатанный в плоскость и отравленный жаждой и страхом полета. — Ашшш… а-шш ше-эд! Шэд…

— Попей водички, — зашептала в ухо Ана. — Прости, это всё я, ну прости. Я же как лучше. Сама додумалась. И ветер… это ветер из рассказа Бары о голосе пустынной бури. Ну, который одни слышат, а другие нет. Я задала вопрос, стала слушать, и вот… прости. Я спросила, как вернуть тебе глаза. А пришло другое, что надо так и так, я вот… ну прости, пап…

— За что простить? — выпив воду и жестом требуя ещё, прохрипел вервр.

Ана бережно обняла его запястье и повела в одну сторону, в другую, укладывая на руки Бары и Эмина.

— Тот, кто хранит знания и уважает тебя — Эмин. Тот, кто хранит людей и почитает тебя — Бара. И еще я, твой ближний человек, семья. Когда мы вокруг, можно заново спрясть нить памяти, если попросить вместе. Так я услышала. И ещё: без памяти нельзя открыть глаза. Пап, что такое шэд? Оно тебе важно?

— Шэд, — губы сложились в улыбку. — Шэд — та часть меня, которая безвозвратно утрачена. Он порвал общность. Он был… был ранен, как и я, нашим разрывом. Шэд, великая анаконда мира Шэд, славный охотник на драконов, пьющий их страх — парным, еще горячим. Крылатые твари только нас и боялись, да… — вервр облизнулся. — Славная охота. Мы не убивали. Где ещё найти таких врагов? Теперь помню. Мы, мы обвили дракона Эна и задушили его, мы укусили его и не использовали смертельный яд. Мы усыпили его потому, что не желали, чтобы он оказался в неравном бою один против всех. Мы не желали, чтобы он был вынужден дать клятву, сберегая тот мир… Мы последний раз приняли общее решение. А затем Шэд ушёл. Он увидел ложь и не принял. А я… ослеп и принял.

— Пап, ты о чем?

— Это было слишком давно. Меня неправильно звать Шэд. Но я вспомнил его часть нашего имени. Значит, вспомню и свою часть. Тогда смогу просить прощения. Когда попрошу, смогу надеяться, что он отзовётся. Мой Шэд…

— Пап, а когда он услышит, — испуганным, ломким голосом выдохнула Ана, — ты уйдёшь? Ты однажды сказал, что мы расстанемся. Я всё помню. Он так важен, что ты бросишь меня?

— Важен. Но я не брошу тебя, — вервр сел и спрятал лицо в ладонях. — Ты уйдёшь, у тебя появится причина. Она и теперь есть, но пока мой враг держит её… в ножнах.

— Пап, мне вроде как одиннадцать, — в голосе расцвела радость, — ещё лет через семь я буду совсем большая, мы дружно отметелим твоего врага! Бара тоже будет большой. Ну а этот, — было слышно, как Ана мстительно пихает локоть под ребра наследника рода Ан, с которым враждует постоянно, пусть и неискренне, — этот напишет книгу о нашей победе. Всяко от него не приключится другой пользы. Если бы не он, мы бы дошли до моря сразу, в то же лето. Не посещая дурацких гробниц и не поклоняясь дурацким камням замшелой мудрости.

— И как тебя палуба держит, — скорбно укорил Эмин, растирая бок.

— От него будет польза. Большая, — пообещал вервр. Поднял палец, призывая к тишине.

— Земля, — едва слышно донеслось до слепого запоздалое открытие зрячих…

— Порт Корф, как я и просил капитана, — промурлыкал вервр, слушая, как топочут всё дальше и выше три пары босых ног.

* * *

Ночь спустилась на воду, расплылась кляксами сырого тумана, вбирающего запахи города, порта, бухты. Вервр брёл в киселе из ароматов, остро приправленном шумом погрузки, уличных склок и гульбы в кабаках. Он улыбался. Ему всегда — теперь он вспомнил это — нравились портовые города. Он ценил пестроту людских отношений, вскипающих в полосе прибоя, а Шэд обожал мелководье и особенно песчаные пляжи. Шэд там зарывался весь, оставляя на поверхности лишь плоский валун лба с коварно прикрытой щелью глаза… Когда человечья грань вервра пресыщалась городом, было особенно здорово покинуть людскую сутолоку, чтобы лечь спиной на валун головы Шэда, прогретый очередным местным солнцем — и созерцать мироздание. Анаконда-Шэд всегда был незлобив, что бы ни думали те, кто его боится. А опасаются величайшего змея почти все, кто в уме. Шэд, помнится, был склонен пребывать в покое, пока его человечья сторона удовлетворяет любопытство за двоих…

— Шэд, — прошелестел вервр и улыбнулся шире.

Ан расправил ладонь, держа её обращённой к мостовой. К тверди, связующей анаконду и её вервра.

— Ана, — подсовывая свою узкую ладонь под руку, подсказала Ана. — Я тут! Эй! Ты улыбаешься ему чаще, чем мне. Как я зла… Как зла! Первый раз я так ужасно-страшно зла. Или второй? Хочу покусать тебя, Шэда и ещё Ному. Ты крепко помнишь крапивную лекарку, раз мы вдруг оказались в её порту.

— Причина иная. Тот, кем я был прежде, кое-что припрятал здесь. Очень, очень давно. Рэкст и сам не знал, зачем поступил так, — признался вервр. — Он прятал от своей хозяйки и от себя. Теперь я свободен, пора вскрыть тайник и пустить зерно в рост.

— Какое зерно? — вмиг забыв о своей так называемой злости, спросила Ана.