Кащенко

Конечно же, при строительстве новой лечебницы не забыли о всех возможных мерах нестеснения: корабельные стекла в отделениях для беспокойных пациентов, мягкий режим, близкий к домашнему, диетическое питание. Первоначальные опасения, что больные будут вести себя агрессивно, бить стекла, не оправдались — таких случаев было мало. К тому же для пациентов со склонностью бить посуду существовали чашки из папье-маше. Убегали из больницы очень редко, еще реже беглецов не настигали и не приводили обратно. Примечателен национальный состав больных: согласно отчетам, около 14 процентов пациентов не владели русским языком (финны, ижорцы, немцы). Поэтому младший персонал комплектовался в основном из финнов и эстонцев. Родственники могли посещать больных в любые дни и часы с разрешения врача, причем от железнодорожного вокзала в Гатчине их доставлял больничный омнибус.

Нельзя не сказать о развлечениях больных в Сиворицкой больнице. Чего только там не было! Настольные игры — шашки, карты, домино, газеты, журналы, книги. В саду стоял граммофон. «Замечено, что он оказывал несомненно успокоительное влияние, особенно когда больные находились в сборе массой, например, во время прогулки в садиках, — отмечал Кащенко в своих записях. — В отделениях выработался и особый прием пользования граммофоном. Если была прогулка, то граммофон ставился у раскрытого окна и посылал свои звуки в садики»[39].

К услугам больных также были рояль, фисгармония, комплект инструментов для великорусского оркестра. Из детей сотрудников и жителей ближайших сел набрали хоровой коллектив. Руководил им, конечно же, сам Петр Петрович, причем не только руководил, но и сочинял музыкальные пьесы. При содействии В. М. Бехтерева приобрели кинематографический аппарат. В зале для представлений устраивались театральные представления и музыкальные вечера, иногда даже приглашали артистов со стороны. Первое представление дали 24 ноября 1910 года, силами служащих и членов их семей поставили комедию «Единственная» и водевиль «Жена напрокат». Зимой 1910 года Петр Петрович сформировал великорусский оркестр из числа служащих. Как гласят отчеты о работе больницы, в праздничных представлениях участвовало от 85 до 93 больных.

Атмосферу в Сиворицах тех лет хорошо передает описание одного из больничных праздников в газете «Речь» от июня 1910 года:

«Но главную и наиболее замечательную особенность лечебницы, может быть, более еще ценную, чем „последние слова“ ее внутреннего благоустройства, — составляет ее общее расположение. Представьте себе огромное, до самого горизонта, зеленеющее пространство, оживленное свежим блеском, тут вот, у ног, текущей реки. Со всех сторон, куда ни кинешь взгляда, — далекая кайма из лесов…

На чистом воздухе работают, играют в кегли, занимаются гимнастикой, гуляют, бродят по открытым лужайкам, прекрасному тенистому парку, вдоль реки, предоставленные самим себе, в то же время охраняемые заботливым, но не докучливым контролем служебного персонала.

Лужайка сплошь усеяна публикой. Больные, служащие, надзиратели, сиделки, врачи, их семьи, молодежь и подростки из соседней деревни — все вместе. На пригорке — заправской садовой эстраде — „военный“ оркестр гатчинского пожарного общества, кажется…

Где же больные? Беглым взглядом в толпе их выделить почти невозможно. Разве только по некоторому однообразию костюмов.

Гремит музыка, танцуют больные и здоровые вместе. Странные танцы. Хоровод с несложными фигурами. Большинство больных смотрят на танцующих с равнодушием. Еще не расшевелились. А тут, рядом, больной эстонец, весь занятый собой, не замечает ни танцев, ни публики, в самом центре лужайки, быстро-быстро крестится и крестится. Без конца. 10, 15, 20 раз. Потом кладет низкие поклоны, касаясь лбом земли. Встает, стоит минуту в раздумье и начинает медленно, жеманно выводить ногами какие-то фигуры, намекающие на русскую камаринскую. Надоест это, он с большими усилиями раскачивается с пустыми руками, точно бросает тяжести. Никто, конечно, ему не мешает. Больные, не заинтересованные танцами, наблюдают за его „действиями“. Одни улыбаются, словно понимая, что человек занят вздором. Другие, наоборот, смотрят с сочувственным вниманием, точно участвуя в его важном предприятии.

В стороне с задумчивым лицом, с застывшим выражением добродушного лукавства, стоит больной, прислоняясь к дереву, и говорит сам с собою. Разговор хозяйственный. Улавливаю отрывочные слова:

Рожь продам. Земля-то ничего.

Высокий „здоровый“ больной, имеющий вид слегка подвыпившего рабочего, подходит, здоровается и благодарит, что мы вздумали „навестить их“.

Вообще, многие из больных здоровались и вступали в разговоры, делясь впечатлениями от праздника. Очень охотно больные заговаривали с представителями врачебного персонала. Так, большей частью, ни к чему, а скорее, так сказать, приласкиваясь.

Главным праздником для больных явились игры. Игры вполне оригинальные, рассчитанные на шумный смех.