Между тем работы по строительству больницы в Сиворицах шли не без трудностей. Изначально запланировали, что постройка больницы будет проводиться смешанным порядком: строительные работы — хозяйственным образом, а отопление, водоснабжение, освещение и канализация — фирмами по конкурсу. Кроме того, для обеспечения планируемой стройки кирпичом крестьяне Пилицины-Кондаковы построили кирпичный завод. Выполнили также прочистку русла реки Сиворки. К 1905 году все подготовительные мероприятия завершились, пришла пора начинать полномасштабное строительство, но из-за продолжающейся Русско-японской войны процесс сильно затормозился. Конечно же, причиной тому были финансовые трудности, но и не только они. Во время войны имение Сиворицы оборудовали для лечения раненых. В каменный дом завезли оборудование из Петербурга, наняли трех фельдшеров, двух медсестер, двоих палатных служителей, повара, прачку, дворника. А стройка оказалась заморожена на долгое время, и психбольница грозила так и остаться в стадии закладки, ведь сразу после войны началась первая русская революция, которая только усугубила финансовые затруднения. Во время событий 1905–1906 годов петербургский губернатор А. Д. Зиновьев с ужасом рапортовал государю о беспорядках, захлестнувших губернию. В отличие от многих причину он видел не в каком-то абстрактном вольнодумстве, а в «сильнейшем упадке благосостояния людей». Губернатор входил также в комиссию по строительству новой больницы и понимал важность этого проекта. Именно его ходатайство императору в 1906 году спасло положение. По высочайшему повелению из казны была отпущена безвозмездная ссуда, и с этого времени работы в Сиворицах пошли полным ходом.
Итак, мечта нашего героя сбылась — он попал в столицу. Надо отметить, что Санкт-Петербург, собравший в себе шедевры архитектуры, творения живописи и многих выдающихся людей, лидировал также по уровню сумасшедших. Можно было бы связать эту особенность с административным статусом города — столица притягательна, в нее едут со всех концов страны. Но эта причина явно была не основной и уж точно не единственной. Доказательством служит тот факт, что, по данным Министерства здравоохранения Российской Федерации за 2018 год, Петербург продолжает занимать уверенное первое место по числу пациентов с психическими расстройствами среди всех российских городов и регионов. Эксперты по здравоохранению говорят, что бояться этих цифр не стоит. Они означают не столько высокий уровень заболеваемости, сколько просвещенность петербуржцев и доверие к психиатрам. В критических ситуациях люди не сидят дома, а идут лечиться. Но ведь нечто подобное должно наблюдаться и в Москве, а там при гораздо большем населении количество душевнобольных все-таки меньше.
Ректор Восточно-Европейского института психоанализа Михаил Решетников объясняет тотальное петербургское сумасшествие специфическим климатом города, его длительной зимой, а также постоянной пасмурностью, которая «обладает удивительной способностью мучить и невротизировать вполне нормальных людей». По прогнозам профессора Решетникова, пациентов с психиатрическими диагнозами в Петербурге может в скором времени стать больше, чем онкобольных и сердечников, вместе взятых. У культурологов на этот счет другое мнение. Они считают сумасшедших неотъемлемой частью городской культуры Санкт-Петербурга. Даже покровительница этого города, святая Ксения Петербургская, относилась к юродивым и, согласно формулировке из энциклопедии, «несла подвиг добровольного безумия в течение 45 лет».
Люди с альтернативной психикой давно привычно сочетаются с образом Петербурга.
Это строки из песни «Муравейник» знаменитого ленинградца Виктора Цоя. У историка Льва Лурье есть даже эссе «Безумный Петербург». В нем, помимо блаженной Ксении, описаны литературные юродивые (князь Мышкин), а также «сиятельные идиоты» (принц Александр Ольденбургский). По мнению Лурье, «Петербург издавна позиционирует себя как город умалишенных». Историк утверждает, что сумасшедшие в Северной столице — ее «естественное достояние», «интегральная часть городской культуры, как парижские клошары или уличные музыканты Нью-Орлеана».
Прекрасно описаны в эссе городские сумасшедшие брежневской эпохи: «К 70-ым сумасшедшие вернулись на Невский проспект: господин в поношенной черной тройке с беретом и хризантемой в петлице, меривший проспект быстрым шагом в любую погоду, старушка в старорежимной шляпке с облезлым шпицем, заговаривавшая с прохожими по-французски, ветеран Балтфлота, утверждавший, что опоздал на поезд в Гатчину, и потому просивший вспомоществования. Расплодились поклонники таинственного (прежде всего, искатели пришельцев), фанатики рождения детей в воде и моржевания. Ослабевшая власть махнула на них рукой. Толерантность к безумцам обозначала скорую общую толерантность…»