Катарсис. Том 2

— Веселитесь? — негромко сказал он, подходя ближе.

Софья вырвалась из рук одного из братьев, с которым боролась молча, не желая кричать (Оленька бегала вокруг и причитала: «Мамочка, тебе помочь?»), и бросилась, вся дрожа, к Тарасову.

— Все в порядке, — сказал он, ощущая растущий в душе гнев. — Пойдемте, я вас провожу.

«Быки» расступились.

— Эй, братан, — сказал первый, — так чего ты там базарил за чтоб мы уехали?

— Я сейчас вернусь и объясню, — пообещал он.

— Ох ты крутой! — заржал второй «бык».

— Ну-ну, будем ждать, — осклабился первый.

Глеб взял на руки Оленьку, доверчиво прижавшуюся к нему, проводил Софью до избы Полины Родионовны и оставил.

— Укладывай нашу красавицу спать, я сейчас вернусь.

— Не ходи к ним! — покачала головой Софья. — Еще покалечат. Это же нелюди!

— Не волнуйся, еще не родился человек, способный меня покалечить.

Тарасов повернулся и ощутил на плечах ладошки Софьи.

— Как ты сказал?

— Что? — обернулся он.

— Ты сказал: укладывай н а ш у красавицу?

— Ну и что? — не понял Глеб.

— Ничего. — Она поцеловала его, взяла Олю за руку и повела в дом. — Я тебя жду.

Тарасов облизнул губы, на которых остался озоновый след губ женщины, и направился к дому Мотовилихи.

Его ждали. С лавки поднялись навстречу две шкафообразные фигуры со смутно видимыми в свете далекого фонаря в конце улицы лицами.

— Ну, что, крутой? — заговорил более светловолосый «бык», сжимая огромные кулаки. — Что ты там базарил насчет… — он не закончил.

Глеб подошел вплотную и с тугим выплеском энергии толкнул его в квадратное лицо ладонью с растопыренными пальцами, расслабленными до последнего мгновения и ставшими вдруг железными.

Охнув, «бык» грохнулся на спину и остался лежать, оглушенный ударом и падением.

Его брат недоуменно перевел взгляд на него, посмотрел на Тарасова, продолжавшего подходить к нему, проворно сунул руку в карман широких штанов и достал брусок электроразрядника.

— Ах ты, бля! Да я ж тебя зашибу на… — он не договорил.

Глеб вошел в темп, обогнул неповоротливого детину слева, перехватил толстую руку (он мог сломать ее одним ударом, но не стал), отобрал электрошокер (надо же, армейский «мангуст»!) и влепил удар локтем в живот, в солнечное сплетение. Тот утробно хрюкнул и осел на враз ослабевших ногах. Тарасов присел рядом на корточки, приблизил лицо к физиономии «быка».

— Повторять больше не буду, уроды! Если не уедете из деревни — вас отсюда увезут вперед ногами! Понял?

— М-м-м… — промычал заросший волосами детина, не в силах вздохнуть.

Глеб дал ему пощечину.

— Понял, спрашиваю?!

— По-по… — попытался выговорить «бык».

— Очень хорошо. — Глеб встал. — Эту штуковину я экспроприирую, она не подлежит передаче в руки гражданских лиц. Даю вам два дня. В понедельник проверю. И не дай бог, чтобы я здесь задержался из-за вас!

Не оборачиваясь, он двинулся назад к дому Полины Родионовны и в полусотне метров от места разборки столкнулся с бегущей Софьей.

— Господи, живой! — Она бросилась к нему на грудь. — А я ножик вот с собой взяла, на всякий случай…

— Защитница моя, — засмеялся Тарасов, обнимая женщину. — Не нужен твой ножик, и так все обошлось. Они обещали завтра уехать.

— Правда?!

— Посмотрим. Ну что, пойдем гулять?

— Нет, — прошептала Софья. — Бабуля ушла к соседке на всю ночь. Мы с тобой будем одни.

— А Оленька?

— Она спит на веранде.

Глеб повернул к себе Софью, заглянул в темные глаза, хотел что-то сказать, но она закрыла ему рот ладошкой.

— И ничего не говори, ладно?

Тарасов подхватил ее на руки и понес, не стыдясь взглядов из-за заборов и из дворов.

Неизвестно, что его разбудило в два часа ночи. Однако проснулся Тарасов мгновенно, прислушался сначала к тишине в доме, потом к самому себе. Интуиция «ощетинилась» и «тихо заворчала». Глеб напрягся и стал видеть слабо светящуюся сетку с ячейками разного размера и формы — это была энергетическая решетка земли, позволявшая ему в моменты наивысшего напряжения по изменениям рисунка подсказывать приближение опасности.

Однако в доме и вокруг него сетка светилась равномерно и не плыла, источник тревоги, разбудившей капитана, находился где-то в другом месте.

Стараясь не разбудить спящую Софью, Глеб осторожно высвободил руку из-под головы женщины, встал, натянул штаны и вышел из хаты.

В деревне царила удивительная, чистая, «не городская» тишина. Над ней раскинулся темно-фиолетовый купол неба, пронизанный лучами ярких, словно омытых недавним дождем, звезд. Сами собой всплыли в памяти строки известного поэта:

Открылась бездна, звезд полна.Звездам числа нет, бездне — дна…

На них можно было смотреть часами, ловя иногда световые штрихи падающих метеоритов или медленно ползущий светлячок спутника, но Глеб лишь кинул взгляд на небо, подумав, что надо бы как-нибудь разбудить Акулину и показать ей «настоящие» звезды с полосой Млечного Пути. Затем бесшумно зашагал к центру деревни.

Дом Мотовилихи был темен и тих.

Глеб постоял у забора с минуту, прислушиваясь к тишине внутри избы, и начал красться к дому Евстигнея Палыча, уже з н а я, где сейчас находятся «быки»-рэкетиры.