Катастрофа. Бунин. Роковые годы

С большим трудом Махно устроился чернорабочим в киностудию, жена — прачкой в богатый дом. Вот тут-то Махно и понял свою ошибку в анархизме, пожалел о сотнях загубленных его головорезами жизней. И Махно смирился. Все больше стал задумываться о душе, все чаще его встречали в церкви на рю Дарю.

Молился он горячо. О чем? Это знал лишь его исповедник.

3

Двадцать пятого августа деникинские войска овладели Одессой. В тот же день Вера Николаевна записала в дневник:

«Мы решили уехать из Одессы при первой возможности, но куда — еще не знаем. Власть еще не укрепилась. Нужно подождать, оглядеться. Жутко пускаться теперь куда-либо, но нельзя же вторую зиму проводить в этом милом городе».

Спустя шесть дней новая запись:

«Надежда попасть этой осенью в Москву у меня пропала. Как у меня болит сердце за оставшихся там…»

* * *

Вечером 18 сентября в комнату Веры Николаевны кто-то постучался. Она открыла дверь и увидала военного с красивыми густыми усами, умным лицом и обильной плешью. Щелкнув каблуками, военный представился:

— Пуришкевич, Владимир Митрофанович! Могу я видеть господина Бунина?

— Проходите, Иван Алексеевич скоро, вероятно, вернется!

Бессарабский помещик, монархист и один из основателей Союза русского народа, один из участников убийства Распутина, депутат трех Государственных дум шагнул в комнату:

— Я давно мечтал познакомиться с замечательным русским писателем. И вот, временно находясь в этом городе…

— Чай подать? Анюта, приготовь…

Пуришкевич поднял руку:

— Спасибо, не надо! Мне некогда. Я хотел выяснить взгляды господина Бунина на некоторые основополагающие вопросы современности. Передайте ему нашу партийную программу. — Владимир Митрофанович протянул тонкую брошюру. — В ней два главных пункта — конституционная монархия и против евреев. Я надеюсь, он будет нам сочувствовать.

Вера удивилась:

— Но Иван Алексеевич не антисемит! Да кроме того, он человек не партийный.

— Теперь все должны быть партийцы!

— Он всего лишь поэт. Он чужд всему остальному…

— Очень, очень жаль. — Пуришкевич грустно посмотрел на Веру Николаевну. — А мне сообщили, что он желает вступить в Союз русского народа. Поэтому я и пришел… Что ж! Верните программу.

Он повернулся и быстро вышел. Ровесник Бунина, он погибнет на следующий год.

Вскоре пришел Бунин. Узнав о визитере, он пожал плечами:

— Зачем я понадобился Пуришкевичу? Если рождался когда-либо человек, далекий от всяческих групп, группировок и политических течений, то это я. Лишь одного хочу в жизни — спокойно и свободно работать. А вот этого как раз я и лишен теперь…

Помолчав, с тоской произнес:

— Голова кругом идет! Что дальше делать, как жить — ума не приложу. Бывает, жалею, что из Москвы уехал. Там все-таки наш дом, да о Юлии сердце изошлось. Но как оставаться в России? Эти идеи всемирного братства и равенства вовсе не по мне. Скажи большевики нашему дворнику, что он мне товарищ и брат, — так он и сам смеяться начнет: «Куда с нашим рылом в калашный ряд? Они — дворяне, академик, а я крестик заместо подписи ставлю». Такого равенства, слава богу, никогда не будет. А если будет — свет погубит.

И вдруг с каким-то изумлением добавил:

— Но что удивительно: когда жил в России по-человечески, постоянно тянуло путешествовать. Весь мир с тобою, Вера, объехали… А теперь, когда жизнь хуже собачьей стала, не могу Россию покинуть. Капитаны вместе с кораблем на дно идут. Теперь это хорошо понимаю. Боюсь, Вера, ох боюсь. — Бунин понизил голос до шепота. — Коли уедем, то уже никогда нам России не видать. Чует беду сердце. Господи, научи, что делать?

* * *

Весь мир стронулся с места. Все перемешалось, ничего не понять, не разобрать. Самые мудрые оказывались в дураках, а задним числом легко правду высчитывать.

Бегство

1

Жизнь после прихода белых заметно оживилась. Недорезанные и недорасстрелянные буржуи стали вылезать из нор и щелей.

Двадцать первого октября, в канун дня рождения, и в жизни Ивана Алексеевича произошло памятное событие. Впервые за долгие годы он начал служить — редактировать «Южное слово». Членами редколлегии этой газеты стали академик Никодим Павлович Кондаков, писатели Иван Шмелев, Константин Тренев, Сергей Ценский.

Бунину редакторская работа весьма понравилась. Газетная суета, встречи с авторами, вечная нехватка времени, а больше всего персональный автомобиль с национальным флагом, который ежедневно возил писателя в редакцию и обратно до дому, — все это развлекало Ивана Алексеевича, долго кисшего в домашнем заточении.

Радовалась новой службе и Вера. Особенно она любила вечерние часы.

Бунин возвращался усталый и голодный.

Пока он мылся, переодевался, Вера торопливо собирала на стол. Бунин ужинал в одиночестве, с отвращением пережевывал дурную пищу. Затем начинал рассказывать новости, приходившие в редакцию.

Теперь большевики крепли, все более теснили белых. Колчак терпел одно поражение за другим, плохи дела были у Деникина и Врангеля, лучших людей теряли Петлюра, Шкуро и генерал Краснов. Большевики гнали белых к последней российской черте — Черному морю.