Катастрофа. Бунин. Роковые годы

Куда? Бежать было некуда. Самые отчаянные сумели добраться до Бразилии. И вот пришло сообщение: русским дают лишь самую черную работу.

* * *

Бунин держал курс на Францию.

Переночевав на свежем воздухе Полей Мертвых, Бунин решительно сказал:

— Вера, надо уезжать, и чем быстрей, тем лучше! Но почему не идет Назаров? Да и сумеет ли нас отыскать?

3

Еще с борта парохода, когда «Спарта» пришвартовывалась к причалу, но пассажиров не выпускали на берег, Бунин с матросом отправил краткую записку доктору Назарову. Бумаги не нашлось, так что Бунин использовал свою визитную карточку. На ней напечатан одесский адрес: «Иван Алексеевич Бунин. Почетный академик. Княжеская, 27, тел. 18–21». На обороте академик нацарапал карандашом: «Дорогой Иван Степанович, помогите, выручите нас с Верой Ник.! О нашем положении Вам расскажут. Ваш Ив. Бунин».

И вот Иван Степанович появился в Полях Мертвых. Изящно одетый в европейский костюм, в шляпе с широкими полями, доктор был деятелен и улыбчив. Внимательно, словно пациента, выслушал сетования Бунина.

Затем утешил:

— Пусть виза вас не беспокоит, считайте, что она лежит у вас в кармане. Пройдемся по древнему городу!

— С удовольствием! — Повернул лицо к жене: — Вера, оставайся на часах, сторожи наш багаж. А куда пойдем?

— В «российскую провинцию» — районы Пера и Галата. Нынче наших соотечественников там живет больше, чем турок.

Они пробивались в толпе от туннеля до площади Таксима.

Повсюду раздавалась русская речь. Беженцы наполняли все улочки и закоулки, плотной стеной стояли вдоль Галатского моста. Все что-нибудь продавали — от роскошного дамского манто до нательного крестика, от плиток шоколада до принадлежностей мужских и дамских туалетов.

— Господа угостят даму папиросой?

Перед Буниным стояла миловидная интеллигентная шатенка с высоко взбитыми волосами, большими серыми глазами. Ей было лет двадцать пять. По дрожащему голосу и зардевшемуся лицу Бунин понял: «Как тяжело ей дается профессия продажной женщины!» На шатенке было надето еще неплохое пальто, однако из легких, не по сезону, туфель едва ли не торчали пальцы — так они были сношены.

Бунин смутился, спросил:

— Вы откуда?

— Наше имение было в Мытищах, по соседству с графом Аполлинарием Соколовым. Слыхали, поди, такого?

Бунин остановил лоточника со сладостями, купил большую плитку шоколада, протянул шатенке:

— Возьмите, пожалуйста!

Шатенка застенчиво улыбнулась:

— Спасибо! Оставлю своим детям…

— Сколько их тут, бедняжек, — вздохнул Назаров. — У многих семьи погибли в России, другие отстали от своих. Визы не дают на выезд. Голод толкает на панель. А есть и такие, что кормят своим заработком и мужа, и детей.

— Хочется плакать, да слез больше нет, — произнес Бунин. — Вот что сделали большевики, мастера по устроению «счастливого будущего».

Назаров возразил:

— Большевики разыграли лишь финальную сцену. А начали эту трагедию декабристы, потом продолжили социалисты и всякие террористы.

— И российская демократия им всячески помогала, — согласился Бунин. — Все призывала «свергнуть иго деспотии». Одни литераторы, десятилетиями с ненавистью писавшие про «кровопийц-помещиков», сколько вложили труда в разрушение России! Вот, сукины дети, добились своего.

Они пошли дальше, на каждом шагу встречая обломки былой России: крестьян — без деревень и сел, священников — без приходов, учителей и профессоров — без гимназий и университетов, бывших солдат и офицеров — без армии, землевладельцев — без владений, фабрикантов, лишившихся заводов и мастерских, обнищавших промышленников, торговцев, банкиров…

— Но ведь все эти люди кормили, поили и одевали Россию. И делали это прекрасно!

— И мало кто выберется из этого турецкого ада! — сказал Назаров. — Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем русскому получить визу на выезд. Впрочем, к вам это не относится. Я разговаривал с Агапеевым. Он все обещал сделать…

Потом, несколько замявшись, со смущением произнес:

— Иван Алексеевич, вот вам… в долг. Когда обоснуетесь — отдадите, — протянул английские «паунды» — фунты стерлингов.

Бунин отшатнулся как ошпаренный:

— Только не это! Наличных и впрямь у меня мало, но я не беден… У меня есть ценности.

Друзья расстались. Ивану Степановичу следовало спешить на прием больных. Дела у него действительно шли успешно.

Зимнее солнце в багряном ореоле медленно склонялось к горизонту. Золотые купола мечетей сияли под его лучами несказанной красотой.

* * *

Давно нагулявший крепкий аппетит, Бунин решил перекусить. Он долго выбирал среди множества кафе и ресторанчиков подходящее заведение и, конечно, попал впросак, остановившись перед роскошной зеркальной вывеской: «Русский ресторан „Зеленая лампа“».

Швейцар, двухметровый гигант с заметной военной выправкой, услужливо распахнул перед ним массивную резную дверь.

Едва шагнув в полутемный зал, Бунин сразу понял, куда он попал. Все присутствующие делились на две категории. Одни — меньшинство — сидели за столиками с вином и фруктами. Их одиночество скрашивали дамы известного разбора. Дамы были все русские. Их гости — и русские, и турки.