Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках

– Ну почему не будет? – заспорил Миша. – Вот я тебе покажу приглашение от Басмаджяна, там чёрным по белому…

Таня повернулась наконец к мужу лицом и швырнула чистейшую тарелку на пол. Со всей силы швырнула!

Миша подошёл к раковине, присел на корточки, поковырял дырочку, образовавшуюся в полу. И сказал восхищённо:

– Крошка, ты ведь линолеум до бетона пробила!

Потом они, конечно, смеялись. Они всегда много вместе смеялись – в этом, наверное, и есть секрет счастливого брака.

А тот сервиз из пяти жёлтых тарелок Таня и теперь подаёт на стол, когда к ней приезжают гости.

О деньгах и разных прекрасных вещах, которые можно себе позволить, если у тебя есть деньги, Брусиловские разговаривали нечасто, потому эти разговоры и запомнились.

Виталий Михайлович однажды спросил Мишу: когда, по его мнению, картину можно считать законченной?

– Когда она продана, – сказал Брусиловский.

А в другой раз друзья обсуждали за «картошечным» столом людей, которые «не прошли испытания богатством».

– Вот ты меня испытай, Миша! – развеселилась Таня. – Испытай меня богатством!

Между тем поездка в Париж приближалась. Кто такой галерист Гариг Басмаджян, свердловчане представляли смутно. Имя армянское, но он не из советских армян, потому что по-русски, как утверждали общие знакомые, говорит неидеально. Ни о каких криминальных связях Гарига Басмаджяна знакомые не упоминали.

И приглашение из галереи составлено в самых изысканных выражениях:

«Я имел удовольствие познакомиться с Вами и с Вашими работами».

И лицо Гарига, как его описывали общие знакомые, было очень интеллигентным.

Такое не сыграть.

Гариг Басмаджян родился в Иерусалиме, потом переехал на родину предков – в Армению. Там познакомился со своей будущей женой Варварой, гражданкой Франции, и перебрался в Париж. Семья была счастливая, чадолюбивая – трое детей родилось у Гарига и Варвары. А рядом всегда была сестра Вартухи, надёжная и толковая помощница, на которую можно оставить галерею в случае непредвиденного отъезда.

В молодости Гариг интересовался в равной степени литературой и изобразительным искусством, писал стихи, занимался художественным переводом, но искусство в конце концов перевесило: Гариг начал приобретать картины советских художников и собрал весьма представительную коллекцию. Вскоре у него появилась собственная галерея, сначала она называлась «Горки», а потом стала Галереей Басмаджяна. Именно Гариг «открыл», например, Владимира Вейсберга, выставив на бульваре Распай в начале 1980-х его работы. И вот теперь 41-летний Гариг намеревался открыть миру Брусиловского. Обещал выпустить каталог, о каком советские художники и мечтать не могли.

Миша готовился к поездке в Париж серьёзнейшим образом. Отбирал свои лучшие работы, сделанные тончайшими лессировками. Иногда он их в другом смысле слова отбирал – то есть говорил друзьям, что едет в Париж, так не согласятся ли они ему отдать подаренные холсты? Ну раз такое дело, все отдавали. Париж-таки. Не Раскуиха какая-нибудь!

Летом 1989 года Миша и его лучшие работы прибыли в столицу Франции.

Поселили Брусиловского в подсобном помещении галереи Басмаджяна на бульваре Распай. На левом берегу, вотчине художников. Встретил его Гариг, они вместе готовили экспозицию, обсуждали каталог, общались. А потом Басмаджян сказал: мне нужно ненадолго улететь в Москву, вернусь – и откроемся.

Гариг оставил Мишу на попечение сестры Вартухи и уехал. Он часто ездил в Россию по делам – например, чтобы вывезти из СССР свою коллекцию картин, показанную сначала в Третьяковке, а потом в Эрмитаже. Несколько работ Басмаджян подарил советским музеям. Он вообще был склонен к щедрым жестам – поддерживал бедствующих художников, а после землетрясения в Армении Гариг вместе с Шарлем Азнавуром провёл в Париже два благотворительных аукциона в пользу пострадавших от стихии.

Вартухи показала Брусиловскому афиши, которые в галерее напечатали к его выставке, – там была воспроизведена работа «Агрессия» (название придумала Таня, Миша этому значения вообще не придавал: слова его не интересовали). Поразительное качество печати! В Союзе такого не видывали. Выставка должна была открыться 18 ноября 1989 года и работать до середины января, а Брусиловского пригласили жить в подсобном помещении, сколько захочет.

– Вы не рассчитывайте на большой успех, – сказала между прочим Вартухи. – Французы не терпят энергии, агрессии! Им нужно что-то более изысканное, нежное.

Но когда по городу расклеили афиши, парижане их сорвали на следующий же день! Ни одной не осталось – Миша специально проверял. Вот тебе и нежность. Сорвали не потому, что протестовали, а потому, что хотели иметь дома хотя бы этот яркий постер с клубком летящих львов, коней и обнажённых дам.

Итак, Миша осваивался в городе света, бродил по музеям, варил себе гороховый супчик на плитке, а Гариг поехал по делам в Москву – и сгинул. Было это 29 июля.