Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках

Жил Гариг в гостинице «Россия», тоже теперь сгинувшей, в номере 703. В тот последний день, когда его видели живым, Басмаджян сидел у себя в комнате с тремя знакомыми армянами, они обсуждали какие-то дела, когда вдруг раздался телефонный звонок. Звонили снизу, от администратора.

– Я спущусь через десять минут, – по-русски сказал Басмаджян звонившему и попросил извинения у армянских партнёров: ему придётся срочно уехать, но он вернётся через два-три часа. Армян потом допрашивали, конечно. Кто-то из них вспомнил, что Гариг взял с собой французский паспорт. И вниз они спускались в одном лифте.

В холле гостиницы Басмаджяна ждал незнакомый армянам мужчина: на вид ему было лет тридцать, типичная среднерусская внешность, волосы чуть вьются, телосложение крепкое, рост выше среднего, одет в просторную бежевую рубашку и брюки того же цвета.

Гариг кивнул партнёрам, уселся рядом с незнакомцем в «жигули» модели 2104 (по другой версии – 2108) – и пропал навсегда.

Варвара Басмаджян приехала в аэропорт 3 августа, но среди пассажиров её мужа не было. И мобильных телефонов тогда ещё тоже не было, и компьютеры только-только появлялись.

Жена и сестра Басмаджяна заволновались сразу же: не такой был человек Гариг, чтобы скрыться и не дать о себе весточки. Он к тому же славился чрезмерной осторожностью – к примеру, никогда не соглашался на встречи с хотя бы чуточку подозрительными людьми.

Варвара обратилась за помощью во французский МИД. Вартухи вылетела в Москву 3 августа – чтобы найти хоть какие-то следы Гарига. Вещи его так и остались в тот день в гостинице «Россия», и сам Басмаджян, получается, остался в России навсегда. Вартухи поселилась в том же самом номере 703, где жил её брат. И в следующие четыре визита сестра галериста будет снимать именно эту комнату. День за днём Вартухи методично обходила инстанции и кабинеты: обращалась в МВД, КГБ, прокуратуру, а между делом встречалась с представителями ЦРУ и французской полиции, послами, коллекционерами, художниками, писателями, священниками, ясновидящими и бывшими зэками – не брезговала никем, не упускала ни одной возможности узнать хоть что-то о судьбе брата.

«Гариг – первый и единственный француз, который бесследно исчез в СССР», – сказала Вартухи в интервью газете «Фигаро». Сестре Гарига удалось совершить невозможное: уголовное дело об исчезновении Басмаджяна в СССР вели совместно с капиталистическими коллегами, и впервые в истории советские следователи работали во Франции. Гарига объявили в общенациональный розыск. Семья заявила, что готова выплатить крупное вознаграждение тем, кто сообщит хоть что-то о судьбе пропавшего галериста. Бригады следователей работали в Баку, Ереване, Париже, Москве и даже в Свердловске!

И пока Миша Брусиловский сидел в Париже, гадая, то ли будет выставка, то ли нет, Таню вызвали на допрос в КГБ. По хорошо известному свердловчанам адресу – проспект Ленина, 17.

Таня знала уже от Миши, что Басмаджян пропал и что выставка под вопросом. По телефону сказала ему:

– Сиди там и жди, может, всё образуется!

Она понимала, как важна для Брусиловского эта парижская экспозиция. Ну и работы он с собой зря, что ли, вёз? Они уже были развешаны на стенах галереи… Вдруг получится продать?

Другого такого шанса может и не выпасть: удача – она вообще дама капризная.

Денег на жизнь в Париже у Миши не было, никто ему там ничего не платил. Как-то он перебивался, по ресторанам, конечно, не ходил, и даже в музеи не всегда получалось проникнуть. Билеты-то дорогие! В музей Пикассо решил как-то пойти по членскому билету Союза художников СССР, но кассирша внимательно изучила документ и ткнула пальцем в графу «Членские взносы». Оказывается, они были не уплачены! Дезоле, мсье, пустить вас бесплатно я не могу.

И вот Миша в Париже «красил картинки», чтобы заработать хотя бы на миску супа, и ждал приезда Виталия Воловича, которому удалось получить приглашение во Францию на месяц. Скоро друзья встретятся там и даже смогут вместе погулять по Монмартру.

Париж был тогда совсем не такой, как сейчас. В дешёвые ресторанчики то и дело входили уличные певицы, и каждая из них напоминала Пиаф не голосом, так лицом, не манерами, так причёской. По улицам сновали цветочники – предлагали купить розу «для вашей дамы», даже если дамы рядом не наблюдалось. Урны на бульваре Распай ещё не сменились пластиковыми мешками – эта мера против терроризма появится спустя несколько лет: отныне мусор должен быть на виду из соображений общественной безопасности. Париж Миши Брусиловского доживал свои последние спокойные годы…

Между тем Таня в Свердловске отвечала на вопросы какого-то чина КГБ. Чин интересовался Гаригом Басмаджяном.

– Да я ведь его не знаю! – горячилась Таня. – В глаза не видела. Где Париж, где мы?

Чин настаивал: может, она ещё подумает? Вспомнит какие-то детали?

– Какие могут быть детали? Я только фамилию его слышала, и то не уверена, что смогу её правильно написать!

– Через «я», – подсказал чин. – Водички хотите?

– Не хочу я водички! Я уйти отсюда хочу поскорее.

– А куда вы, собственно, торопитесь?