Каторжник император. Беньовский

Хозяин, весь пропахший крепким табаком и псиной, провёл гостя к себе в кабинет с узким стрельчатым окном. Стены украшали медвежьи шкуры с развешанными на них ружьями и саблями. Генский был заядлым охотником. Он предложил Беньовскому выкурить трубку домашнего табака и заговорил об охоте, о своей псарне, которой могли позавидовать все окрестные соседи-шляхтичи. Потом пан Болеслав знакомил гостя с семейством, дородной супругой пани Доменикой и тремя дочерьми: Фредерикой, Зосей и Марысей. Двадцатилетняя светловолосая Фредерика с тонкими чертами лица понравилась Морису. Она была стройна и миловидна. Угощали гостя медвежьим окороком с грибами. Не обошлось и без сливовицы, настоянной на мёду.

Мориса усадили за стол рядом с Фредерикой, которая на правах хозяйки подкладывала в тарелку гостя кушанья. Генский рассказывал со всеми подробностями, как он с егерями обложил медвежью берлогу. Зверь оказался могучий, матёрый. Одним ударом лапы он перешиб хребет несчастному псу, вцепившемуся было в ляжку медведя. Пришлось беднягу пристрелить. А матёрый великан поднялся на задние лапы и с угрожающим рёвом пошёл на охотников. Тут-то его и взяли на рогатину, и Генский прикончил раненого зверя выстрелом.

Увлечённо рассказывая охотничью историю, пан Болеслав бросал исподлобья пристальные взгляды на гостя, как будто пытливо изучал его. Потом он многозначительно переглянулся один-другой раз с пани Доменикой, загадочно улыбавшейся. Это не ускользнуло от настороженного внимания Мориса Августа. «Присматриваются к жениху, — подумал он. И в то же время пришла неожиданная игривая мысль: — А что? Чем плоха панночка?»

В разговор вмешалась Фредерика.

   — Сколько раз просила отца взять на охоту. А он своё...

   — Не девичье это развлечение, охота, — сказал Генский и погрозил дочери пожелтевшим от никотина пальцем.

   — И неправда, — не унималась Фредерика. — А почему пани Янина из Кайшадориса ходит с братьями на медведя?

   — Враки.

   — И никакие не враки. Вся округа об этом говорит.

   — А коли не враки, я бы эту Янину из Кайшадориса высек, как строптивую дворовую девку...

   — Фи, Болесь, — остановила мужа пани Доменика. — Как ты можешь при девочках такое говорить...

   — Правильно сказал. Их дело... цветочки вышивать, рукодельничать, музицировать... Ика, коханочка, покажи гостю твои последние вышивки.

   — Да полно, отец, что интересного в моих вышивках?

   — Не стесняйся, доченька, — присоединилась к просьбе отца мать.

   — Покажите, Фредерика... Буду рад посмотреть ваши труды, — сказал Беньовский.

   — Вот видишь, и барон просит.

Фредерика поупрямилась из приличия и убежала к себе в мансарду. Вернулась она с подушкой и небольшой скатертью. На подушечке был вышит букет алых цветов, а на скатерти — охотник с собакой. Морис Август отнёсся к трудам Фредерики равнодушно — препустое занятие. Однако, как этого требовали правила хорошего тона, он похвалил девушку:

   — Превосходно. Талантливые работы. Особенно охотник.

   — Подарок отцу. Скатерть для курительного столика. Ещё не совсем закончена.

   — Всё равно превосходно.

   — Вам нравится?! — воскликнула обрадованная Фредерика, воспринявшая похвалы гостя за чистую монету. — Коли так, я обязательно вышью для вас подушечку. Ведь вы теперь часто будете бывать у нас?

   — Непременно, — поддержал дочь пан Болеслав. А Беньовский подумал: «Вот она охота на жениха по всем правилам. Обкладывают со всех сторон, как того медведя в берлоге... А что? Вдруг это судьба?»

Генский первым поднялся из-за стола и сказал извинительно:

   — Не взыщите, дорогой сосед. После сытной трапезы имею обыкновение вздремнуть часок-другой. Что-то правое колено ломит. Видать, простыл на последней охоте. Надеюсь, вы у нас ещё погостите. Фредерика, доченька, займи гостя. Покажи ему псарню. Подарю вам пару борзых щенят, как подрастут немного.

Хозяин удалился почивать. Пани Доменика пошла распоряжаться по хозяйству. Куда-то выпорхнули и младшие панночки, Зося и Марыся. Беньовский остался наедине с белокурой зеленоглазой Фредерикой.

   — Итак, вы покажете мне знаменитую на всю округу псарню, — сказал Морис.

   — А ну её. Отцу бы только охота да псарня, — возразила Фредерика. — Хотите, я покажу вам портретный зал? А вы мне расскажете, как воевали с пруссаками. Говорят, вы герой Семилетней войны?

   — Приходилось и с пруссаками скрещивать сабли.

   — И было страшно?

   — Поначалу. Потом привык.

Фредерика увлекла Мориса в продолговатую комнату, придавленную тяжёлыми дубовыми балками. Стены этой похожей на коридор комнаты были сплошь увешаны потемневшими от времени портретами. На них угадывались черты надменных породистых шляхтичей.

   — Дедушка Иероним. Его ещё помню, — рассказывала Фредерика. — Об остальных знаю со слов отца. Верхний слева — Сигизмунд Генский, участник походов Яна Собеского. Пал в сражении с турками под Веной, прославив наш род.

В портретном зале было сыро и прохладно. Как видно, топили здесь камин нерегулярно. Фредерика поёжилась от холода. Морис заметил это и, как бы невзначай, взял девушку за руку.

   — О, вы совсем продрогли. И рука совсем холодная.