Катынский детектив. Все тайны убийства в смоленском лесу

Поляки не были баранами. Это, конечно, не белорусы, потерявшие в войну из-за ожесточенного партизанского сопротивления каждого четвертого, но и они на убой безропотно не шли, они сопротивлялись немцам, и часть поляков это делала отчаянно. Катынское дело ведь выдумано было Геббельсом, в частности, и для того, чтобы уменьшить потери немцев в Польше.

Но вернемся к теме. Даймонт дает более низкую цифру потерь Польши — 4,3 миллиона человек. Однако даже если мы возьмем за основу ее, то получится, что армия буржуазной Польши допустила, чтобы враг на одного убитого с оружием в руках убил 20 безоружных! Кому, какому народу может понадобиться такая армия и такие офицеры?!

Сегодняшним сторонникам и защитникам идей Геббельса и бывшего польского правительства является польский профессор Ч. Мадайчик, его обширную статью мы возьмем за основу для своего расследования Катынского дела. Неизвестно, каким наукам учит данный профессор, но мне кажется, что это профессор искусствоведения со специализацией по театру или венской оперетте. У него и статья называется «Катынской драмой», и главы названы актами, и жизнь в лагерях военнопленных идет не по плану, уставу или распорядку, а по «сценарию». Если это так, то как-то можно понять, откуда берутся сентенции такого рода: «В то же время неизвестно, когда было принято решение о способе уничтожения (индивидуально или массово, расстрел или утопление и т. п.), обычными методами или выстрелами в затылок. А это означало лишить польских офицеров права на почетную — в воинском понимании — смерть — находясь лицом к врагу».

Такая «почетная смерть» в ходу исключительно у опереточных офицеров. Тех, у кого главная служба заключается в звяканье шпорами по паркету и целовании ручек паненкам. Тех, кто стреляет только по зайцам на охоте, да и то попадает при этом в зад своему камердинеру. Неужели эти сентенции и есть нынешняя польская «духовность»? И, что оскорбительно, ведь у этих носителей «духовности» нет ни крупицы элементарной логики — ну, кто мешал польским офицерам принять «почетную смерть, находясь лицом» к немцам в сентябре 1939 года? Чего они от немцев бросились врассыпную как тараканы, да еще и впереди польских солдат?

Куда больше толку ориентироваться в этом вопросе не на щебетание академических «интеллектуалов», а на простой и грубый слог действительно фронтового офицера. Уже упоминавшийся Ромуальд Святек пишет: «Будучи в Воркуте в лагере N 10, я встретил майора немецкой армии, который с 1941 года находился в оккупированном Смоленске. От него я узнал, что немцы и в самом деле захватили несколько лагерей с польскими военнопленными, расположенных в этом районе. Однажды в беседе я поинтересовался его мнением о Катыни. Он прямо мне ответил, что это дело рук немцев, поскольку это отвечало их интересам, и искренне удивился польским протестам. Майор придерживался мнения, что хороший солдат, а тем более офицер, должен умереть, если погибает его Родина. Он заявил, что, попав в руки русских, хорошо понимал, что может умереть, и если этому суждено будет случиться, он примет смерть, как подобает немецкому офицеру».

Заметьте, этот немец уже был у нас в плену 8–10 лет и даже после этого не мог себе простить, что его родина, как он считал, погибла, а он еще жив. Любви к себе этот офицер не вызывает, но не уважать его невозможно.

А вот высказывания польских офицеров, впоследствии найденных в могилах Катыни. Их приводят Ч. Мадайчик и его советская коллега Н. Лебедева. Один из оставшихся в живых офицеров: «Ненависть к Советам, к большевикам — скажем откровенно, — в целом ненависть к москалям была так велика, что эмоционально порождала стремление выбраться куда угодно, хоть из-под дождя, да под водосточный желоб — под немецкую оккупацию». Из 4,5 тысяч Козельского лагеря выразило желание остаться в СССР всего 67 человек, в лице остальных они стали «прихвостнями москалей». Агентура, работавшая внутри лагерей, доносила о желании военнопленных «попасть во Францию, вступить добровольцами во французскую армию и воевать против немцев. Победив Германию, выступить против СССР и восстановить Польшу от реки Одер до реки Днепр».

Украинская поговорка по поводу последней сентенции замечает: дурак в мечтаниях становится богаче.

Я не знаю, как собственно русских, но меня, украинца, эти разговоры раздражают. Моя мать происходила родом как раз с той стороны Днепра, где эти польские паны делили себе земли под усадьбы. Может, моему деду и не нравились в то время колхозы, но спросили ли его эти «польские патриоты»: желает ли дед видеть их вместо большевиков? Может, моему отцу и не нравился Сталин, но спросили ли его эти «страдальцы»: желает ли он служить в польской армии, да еще и под началом таких трусливых подлецов, как Андерс?

Скажу честно, как людей — мне этих расстрелянных поляков жалко, но, как патриоту, мне все равно, кто этих злобных идиотов расстрелял — немцы или наши. С такими бредовыми целями — туда им и дорога.