Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц

Да, этот человек был явно не какой попало, не простой: что-то у него было за плечами. Тусклая коптилка высветила серебряные серьги в ушах и не слишком темную кожу, бросила красные блики на бороду и эти пушистые девичьи ресницы, обнаружила вытатуированный на левой скуле крест с маленькими ромбовидными навершиями, серебряный браслет на запястье правой руки, которую араб поднял и повернул ладонью вверх, словно бы показать, что она далеко от висящего на поясе кинжала и в ней нет оружия.

– Не пойти ли тебе своей дорогой? А мы пойдем своей.

Мы повернулись и, спустившись по улице, завернули за угол. Тут я оглянулся и удостоверился, что мавр идет следом. Заметил его и капитан, которого я дернул за полу колета. Копонс потянулся за кинжалом, но Алатристе удержал его руку. Потом медленно, словно раздумывая, что сказать мавру, двинулся назад.

– Слушай-ка, ты…

– Меня зовут Айша Бен-Гурриат.

– Я знаю, как тебя зовут. В Уад-Беррухе ты мне представился.

Они стояли неподвижно и рассматривали друг друга в полумраке, а мы с Копонсом в отдалении наблюдали за ними. Мавр по-прежнему держал руки на виду – и не делал попытки взяться за кинжал. А вот я рукоять своего «бискайца» стиснул, готовясь при первом же подозрительном движении пригвоздить мавра к стене. Капитан, однако, моих опасений не разделял, – заложив большие пальцы за ременный пояс, отягощенный оружием, он быстро оглянулся на нас и прислонился к стене, рядом с мавром.

– Зачем ты тогда вошел в шатер? – спросил он наконец.

Мавр ответил без промедления:

– Выстрел услышал. Я еще раньше видел, как ты дерешься. Ты показался мне истинным воином – имъяхадом, по-нашему. Истинно так.

– Обычно я не суюсь в чужие дела.

– Я тоже. Но тут вошел и заметил, что ты защищаешь мавританку.

– Не все ли равно – мавританка или нет… Те двое отвечали мне с непростительной дерзостью… Так что не в женщине было дело.

Мавр прищелкнул языком:

– Тидт

. Твоя правда… Но ведь ты мог бы отвернуться или сам принять участие в забаве.

– Наверно, и ты мог. Однако же не стал. А ведь если бы ты попался, за убийство испанца спроворил бы себе, как Бог свят, пеньковый воротник.

– Но не попался же. Судьба.

Они примолкли, не сводя друг с друга глаз и словно бы решая, кто перед кем в большем долгу: мавр перед капитаном – за то, что вступился за женщину его племени, или капитан перед мавром – за то, что тот спас ему жизнь. Меж тем мы с Копонсом, удивляясь этой беседе, столь же странной, сколь и неуместной, незаметно переглянулись.

– Саад, – по-арабски, задумчиво и так, будто эхом откликнулся на последнее слово мавра, пробормотал капитан.

Айша одобрительно улыбнулся:

– Мы говорим элькхадар. На моем наречии это значит разом и удачу, и судьбу.

– Откуда ты?

Мавр сделал какое-то неопределенное движение рукой, указывая в никуда:

– Оттуда… С гор.

– Далеко?

– Уах. Очень далеко и очень высоко.

– Чем тебе помочь? – осведомился Алатристе.

Тот пожал плечами, но потом, будто размышляя вслух, ответил:

– Я – асуаг. – И прозвучало это так, словно должно было разом снять все вопросы. – Из племени бени-баррани.

– Ловко чешешь по-нашему.

– Моя мать – христианка… Испанка из Кадиса. Еще ребенком ее продали в рабство в Арсео – приморский городишко в семи лигах к востоку от Мостагана… И там ее купил мой дед для моего отца.

– Занятный у тебя рисуночек на щеке… Особенно для мавра.

– Это старинная история… Мы, асуаги, происходим от христиан. В те времена, когда здесь еще были готы, а нам не чуждо было слово исбах. Честь, по-вашему. Потому-то мой дед и женил сына на христианке.

– И потому-то, надо полагать, ты сражаешься с нами против других мавров?

Айша пожал плечами, покорствуя судьбе:

– Элькхадар.

После чего замолчал, поглаживая бороду и улыбаясь каким-то своим мыслям.

– «Бени-баррани» – значит «сын чужеземца», понимаешь? Это племя людей без родины.