Каверин

Что же касается нравственных позиций двух персонажей, об этом более прочего свидетельствуют не размышления Аникина, не открытая неприязнь Токарского, а мысли сына Аникиных, будущего музыканта Пети, который, подобно одному из каверинских героев сказок Немухинского цикла, обладает способностью услышать музыку везде и во всем и — запечатлеть ее в импровизациях: «Не хочу лгать и притворяться, — играет он. — Не хочу равнодушно смотреть, как лгут и притворяются другие. Не хочу быть таким, как отец с его талантом и славой. Никому не нужен его талант, а что это за талант, который никому не нужен? Нет, мы другие. Сейчас я буду играть, какие мы, и Игорь… поймет, что я играю о нем».

Дружеские отношения, связывающие сына Аникиных и сына Валерии Константиновны, основаны не на мальчишеских будничных заботах и развлечениях — они скреплены нравственным стержнем, который воспитала в Игоре мать, а в Пете — дед, вычеркнутый родителями из жизни, потому что он посмел в 60 лет жениться. Петя встречается с ним тайком, причем встречи эти связаны всякий раз с посещением музеев, концертов, Ясной Поляны, с прикосновениями к природе.

Это — мир, неведомый его родителям, в погоне за славой и почестями давно забывшим обо всем остальном. «Мы другие…» — эти мысли Пети связаны с мировосприятием, и — кто знает — возможно, Вениамин Александрович Каверин вложил в них ощущение, возникшее у людей вместе с «оттепелью», а отчасти — и с весьма популярным в то время спором между физиками и лириками. И именно потому в «Косом дожде» рассуждения об искусстве (характерен эпизод, когда Токарский во время прогулки предлагает Валерии Константиновне посмотреть на собор «в перевернутом виде», чтобы лучше понять и почувствовать розовое сияние, которое распространяется вокруг «огромного стеклянного полукруга над входом») так поэтичны, легки и — внутренне свободны, независимы от общих суждений экскурсовода.

«Оттепель» была слишком коротким периодом: начавшись в 1953 году после смерти Сталина, она фактически уже через три года, в 1956-м, когда Советская армия помогла подавить восстание в Венгрии, стала постепенно сходить «на нет». Но для советского искусства эпоха эта продлилась почти до середины 1960-х годов — особенно для литературы и кинематографа. «Косой дождь» был написан Кавериным в 1962 году, и невозможно отделаться от впечатления, что сам воздух, которым пронизана повесть, соткан из светлых надежд, которым — увы! — не суждено было сбыться.

И если позволить себе пофантазировать, может ведь оказаться так, что открытость, зыбкая неопределенность финала, связанная с будущими отношениями Токарского и Валерии Константиновны, с поисками Игорем своего отца, получает определенность лишь в одном — в размышлениях Пети Аникина, который ни в чем не повторит судьбу родителей и окружающего их тесного мирка.

И поневоле прочитается в этом светлом настроении, подаренном «оттепелью», нечто волшебное. То, с чем мы встречаемся в удивительных сказках Вениамина Каверина, которым будет посвящена следующая глава. Тем более что создавались они на протяжении трех эпох — первая была опубликована в 1941 году, а последняя, сказочная повесть «Верлиока», в 1981-м.

Глава 6

ОТКРЫТИЕ НОВЫХ ЗЕМЕЛЬ

Сказочный мир Вениамина Александровича Каверина отличается во многом от предшествующих опытов его современников и писателей-классиков тем, что он создал в цикле «Ночной сторож, или Семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году» и сказочной повести «Верлиока» совершенно особый космос — города и целую страну, которые живут по вполне «советским» законам и привычкам, но обладают волшебством. Тем самым, что Евгений Шварц назвал когда-то «обыкновенным чудом», которое способны совершить люди, наделенные искренностью и душевной щедростью.

Но у Каверина все немного иначе.

Александр Грин создавал города и персонажей с непривычными именами, в его рассказах и романах царил экзотический мир с нередко грозными пейзажами и фантастическими по внешнему «окрасу» событиями; Евгений Шварц вынужден был «зашифровывать» свою географию; а Вениамин Каверин целую страну Летандию обрисовал как вполне обычный городок у моря, наделив его жителей чертами советских обывателей, которые трепещут от страха перед Господином Главным Ветром, правителем страны. Правда, они летать умели в отличие от советских близнецов, но Леня Караскин, сумевший покинуть пределы своей ненавидимой и любимой одновременно страны, довольно легко научил летать новых друзей из Немухина, где он случайно приземлился, Петьку и Таню, а они, в свою очередь, обучили этому, как оказалось, нехитрому делу Старого Трубочного Мастера, отправившегося вместе с ними выручать из беды похищенного Леню (сказка «Летающий мальчик»).