Есть другая опасность для нашего проекта: — это наша уже не южнорусская только, но всероссийская лень и апатия к истинно-полезному труду и действительно-высокому подвигу. Писать повести и стишки часто бесцветные, пустые <<з чорнобровими дивками, буйним витром, могилами, степами и зозулями» гораздо легче, нежели предаться предварительному изучению и трезвому труду для составления научных книг, необходимых народу. Так же точно и наши состоятельные народолюбцы охотнее оденутся, для забавы, в quаsi-национальный костюм, ввернут в свою речь два-три малороссийских выражения, поспорят о достоинствах Шев-ченка, чем уделят рубль-другой из своих доходов на дело общественного образования. Дай Бог, чтоб мы ошиблись; дай Бог, чтоб нас обличили в несправедливости этих слов — не словами, а делом. Тогда и все предыдущие сочинения наших даровитых писателей будут иметь важное значение предварительной обработки народного слова и приготовления его для народного образования. Если же, сохрани Бог, станется так, как мы опасаемся, — тогда наше стремление к возрождению народности не более как мода на народность, не имеет корня в жизненных потребностях, и нашей южнорусской народности суждено погибнуть...
КНЯЗЬ ВЛАДИМИР МОНОМАХ И КОЗАК БОГДАН ХМЕЛЬНИЦКИЙ!
В протекшей жизни южной Руси светлеются две исторические личности — великие вожди судеб народных, их память не умерла в потомстве. Хотя, по общему печальному, закону, не так сталось, как думалось; но правда никогда не погибает, незаметно зреет, пробираясь скромными путями посреди заметных людских заблуждений. Не погибло в истории нашей внесенное в нее этими личностями. Первая — это Владимир Мономах, вторая — Богдан Хмельницкий.
Чтоб оценить значение этих личностей в нашей истории, надобно на минуту перенестись в отдаленную эпоху, разъединенную с нами целым тысячелетием — к половине IX века. На пространстве,- занимаемом западною половиною нынешнего русского материка, с давних времен обитали славянские племена, не связанные между собою ничем, кроме единого происхождения, и находившиеся в постоянной вражде, которая мешала и развитию их цивилизации, и сохранению их независимости. Они подпадали игу чуждых завоевателей. Тогда возникло у них сознание необходимости взаимной связи, и они, до понятиям своим, нашли эту связь в призванном извне княжеском роде, с тем, чтоб в лице своих членов он должен править ими всеми сообща. Народы хотели иметь одну общую защиту, но не думали утрачивать каждый ни своей самобытности, ни своего зем-
ского народоправства, хотя и сознавали необходимость такой власти, которая бы в своей части сдерживала увлечение массы. С этих пор наша русская история, ее главный' смысл, заключается в колебании между единством всех земель вместе и' самобытностью каждою порознь, между разнообразием народоправления и централизациею единовластия. Одна половина ее до XVI века представляет постепенно упадающее господство первого рода стихии, другая — первенство второго рода.
_ Идеал нормального сочетания того и другого не был никогда достигаем; даже история представляет более отклонений от него, чем приближений; но были исторические личности, которые сознательно для своего времени вели к тому свой народ, и если не совсем успешно, то оставляли плодотворные начала для будущих времен. К таким личностям принадлежат упомянутые выше. Владимир Мономах жил в то время, когда связь удельно-вечевого строя, под цивилизующим началом христианства, должна была облечься в осязательные гражданственные формы. Этому мешали натиски кочевых племен, нападавших беспрестанно на южные земли, и недоразумения в правах княжеского рода в связи с земельными отношениями. Владимир умел подвигнуть князей и ополчения русских земель на взаимный отпор врагов, и если не избавил совершенно отечества от враждебного соседства, то, по крайней мере, на будущие времена дал в борьбе с ними первенство русскому христианскому и цивилизующему элементу. Оно стало для русского народа живительною традициею даже и в страшную эпоху татарской неволи. Владимир постоянными попытками и стараниями прекратить междоусобие князей утвердил в их потомстве нравственный долг единства и согласия, хотя беспрестанно нарушаемый силою страстей, но никогда не искорененный, а тем самым — и политический долг взаимности и родства всех русских земель, которых местно-народные побуждения всегда тесно связывались с княжескими побуждениями; он установил обычай, что князь должен иметь свою волость, и тем самым уяснил значение княжеского рода, призванного управлять русскими землями; он способствовал и автономии частей, не допускавшей их до взаимного слития; он пытался учредить правильные княжеские съезды, где бы князья-правители земель общим своим собранием представляли единство всего удельна-вечевого-строя русской державы. Владимир поддерживал древний принцип славянского вечевого народоправства: это показывается участием народа — смердов на княжеском съезде,