Каждому свое

Оказалось, и то, и другое.

После нескольких секунд молчаливого размышления банкир подвинул ближе к Вальтеру лежавший на столе блокнот и пишущую ручку.

— Пишите, Вальтер, — и он вновь откинулся на спинку кресла, устремив взгляд к потолку в ожидании, когда там появится нужный текст. И наконец свершилось.

«Базель, Швейцария, Банк международных расчетов. Томас Маккитрик. — Просим срочно, — он задумался на мгновение, — срочно снять, поставить «немедленно», — перевести в Банк Алжира десять миллиардов золотых швейцарских франков. С господином Шмицем и Э. Пулем вопрос согласован. Управляющий банка «Штейн» Курт фон Шредер, член правления Вальтер Шелленберг. Кельн, Германия».

Вошел человек, молча забрал текст и беззвучно удалился.

С его уходом обстановка в кабинете изменилась, как по волшебству. Курт, словно очнувшись от какого-то наваждения, выпрямился в кресле, расправил плечи и перестал морщиться.

— Что ж, Вальтер, ставки сделаны, рулетка закрутилась. Нам теперь остается одно — терпеливое ожидание, за которое приходится платить годами жизни. Предлагаю разбавить несколькими каплями французского коньяка. — И Курт неумело наполнил обе рюмки — сказывалась привычка есть и пить из рук обслуги.

— Постепенно ты, Вальтер, превращаешься из членов правления солидного банка в одну из фигур мирового финансового сообщества.

Коньяк действительно отвлек обоих от главной темы дня, но ненадолго. Вскоре они вернулись к ней, правда, молча, и вслух ее не обсуждали.

Ожидание замедляет течение времени. Наконец дверь приоткрылась, и в кабинет снова так же безмолвно проник человек в черном. Вальтер попытался по выражению его лица угадать, с чем он пришел, но тщетно.

«Даже при несварении желудка выражение его лица осталось бы прежним», — подумал Вальтер, глядя в спину поспешно уходившему служителю.

— Поздравляю, Вальтер, — совсем скоро деньги будут в Алжире, а нам с тобой остается лишь ждать и надеяться, что американец не подведет и высадится там, где наметил. Это не пустой звук, Вальтер. В тот момент, когда первый американский солдат ступит на африканское побережье, ты становишься, — тут он взял паузу, подбирая наиболее верные слова, чтобы не нарушить главную заповедь финансиста: «Не переплати». И, наконец, облек свою мысль в словесную формулу: «Состоятельным человеком». И при этом ты можешь быть уверен: наш банк умеет хранить не только деньги, но и тайну.

* * *

Обратно ехали молча. Каждый километр, приближавший к столице, не радовал, но обязывал. В голове постоянно вертелось: «Состоятельный человек»? А что это? Сто, пятьдесят, тысяча? По нынешним временам все, что более сотни — состояние. Впрочем, он и так не беден: небольшой дом, шофер, даже вторая жена, хотя ее вряд ли можно отнести к разряду привилегий. Конечно, все это несравнимо с виллой и с самим образом жизни фон Шредера. Там совсем иные критерии. Более того, в партии до сих пор нет ясности, что разрешается и в каком размере. А главное — судьи кто? Геринг молодец: хоть в вопросе национальной принадлежности внес ясность. С другой стороны, он сам чуть было не сорвался с высокого пьедестала — ведь в мире завистников значительно больше, чем людей везучих. Поэтому первые усердно нашептывали фюреру о том, что Геринг нарушает сами основы этики национал-социализма. Живет в непозволительной роскоши, построил в прусском местечке Шорфхайде настоящий замок на берегу лесного озера, развесил на стенах бесценные картины, вывезенные из лучших музеев оккупированной Европы — произведения Ботичелли, Кранахов — и старшего и младшего, самого Рембрандта. Там же соорудил своего рода пантеон, но не усыпальницу героев, а для забальзамированного тела своей первой жены, шведки Карин. И отныне свидание с покойницей стало ежедневным и обязательный ритуалом для самого Геринга и его второй жены.

Зависть сродни глупости, настолько же и живуча. Количество рассказанного о втором человеке в Рейхе перевалило через край терпения, поставив под удар сам принцип трогательного отношения фюрера к соратникам по оружию. Как выглядела та последняя капля, которая переполнила чашу терпения фюрера, никто не знает, но зато широко известно, что однажды утром, покончив со своим вегетарианским завтраком, Гитлер громко объявил, что сейчас же отправляется в имение Геринга, тут же сообщив состав сопровождающих лиц и количество авто эскорта.

Роскошный дом — дворец, набитый музейными полотнами и мебелью, изысканной утварью, на фоне льющейся рекой на фронтах немецкой кровью, не доставил Гитлеру радости. Визита своего он не прервал, чего больше всего опасался хозяин, а прощаясь, уже в вестибюле, увешанном оленьими рогами, громогласно заявил:

— Что ж, поздравим нашего боевого друга с приобретением такого уютного жилища. Он как бесстрашный защитник Германии заслужил его.

Затем фюрер взял Геринга под руку, отвел его в соседнюю комнату и, когда они остались одни, резко изменил выражение лица.