В качестве водителя, особенно на большие расстояния, Шелленберг предпочитал уже упоминавшегося моего друга ефрейтора Людвига. Теперь о нем поподробнее. При тушении огня на танке у бедняги были сильно обожжены кисти обеих рук. Обезображенные части тела он искусно скрывает зимой под перчатками коричневого, летом — желтоватого цвета. Трагедия случилась, когда Людвиг служил шофером у какого-то важного танкового генерала, чуть не у самого Гудериана или у одного из его заместителей.
Генерал великолепно разбирался в технике, не хуже — в тактике ведения танкового боя, а потому допускал торможение, в том числе, и автомобиля, лишь при необходимости полной остановки. При движении же предпочтение отдавалось маневрированию, то есть не тормозной педали, а рулю. Навыки эти он заставил усвоить и Людвига.
Вероятно, на танке в бою это и имело прямой смысл. Но на автомобиле в глубоком тылу такое вождение выглядело несколько экзотично, хотя и обеспечивало быстрое продвижение вперед. Поначалу подобные пируэты на дороге вызывали у Вальтера некоторое опасение, однако очень скоро он привык к такой, по его выражению, «привилегированной» езде и впредь, в тех редких случаях, когда в силу обстоятельств, даже на короткое время оказывался ее лишен, чувствовал себя несправедливо обделенным.
Отец его Гидо Шелленберг, уважаемый фабрикант, производитель снискавших славу роялей, постоянно повторял единственному сыну из семерых детей, Вальтеру: «Незаслуженные привилегии развращают».
Тезис отца Вальтер почитал, но к себе не относил, поскольку к тому времени успел уже, по его мнению, многого достичь.
— Простите, — Грант поднялся, — пора освежить память очередной порцией кофе.
— Можно вам помочь? — предложил Виталий.
— Дорогой Виталий, — обернулся Грант, — вы молодой и наверняка можете делать что-то лучше, чем я, но не варить кофе! Кстати, может, кто-то пьет кофе с молоком?
Желающих не нашлось.
— Тогда, как говорят французы, будем «улучшать» кофе коньяком?
Второе предложение было живо одобрено.
— Так на чем я остановился? — поинтересовался Грант, не отрывая чашки ото рта.
— На приезде бригаденфюрера в Кельн и его встрече с директором «Штейн-банка» Куртом фон Шредером.
— Так вот. Шелленберг появился пред очами банкира, как ясное солнышко. Он весь светился, предвкушая, какое впечатление его сообщение на того произведет и какие положительные выводы для него, Шелленберга, из этого будут сделаны. Речь свою он начал так: «Предлагаю сесть, дорогой Курт, чтобы не упасть». Последовала сценически выдержанная пауза, а затем самое главное: «В ближайшие дни объединенные силы противника, то есть союзников высадятся в Северной Африке».
Поскольку сидящему в глубоком кресле падать было некуда, банкир привстал.
— Прости, Вальтер, за некоторую прямолинейность, но ты четко представляешь себе, что только что сказал? — улыбка на его лице мгновенно деформировалась в гримасу испуга: — Если это так, то под угрозой окажутся колоссальные деньги, наши деньги, которые хранятся там. Надо что-то предпринимать. — Шредер нервно прошелся по кабинету, пнул ногой стоявший на пути стул, потом вернулся к столу и рухнул в кресло. Именно здесь он чувствовал себя наиболее защищенным от внешних перипетий.
— Скажи, Вальтер, откровенно, насколько верна информация о предстоящей высадке противника в Северной Африке?
— Девяносто против ста.
Шредер забарабанил пальцами обеих рук по столешнице. Вальтеру казалось, что он вот-вот угадает мелодию, которая вертелась у банкира в голове. Но тот поднял голову и уставился на гостя.
— Скажи мне, нельзя ли каким-либо образом исключить эти проклятые десять процентов сомнений?
— Можно попробовать. Но для этого мне потребуются полтора-два часа, чтобы встретиться с моим человеком, он приехал из Рима и сейчас находится в Кельнском соборе.
— Так поезжай немедленно. Я буду ждать тебя, сколько надо, в этом кресле, в крайнем случае вот на этом диване.
К изменившемуся выражению лица банкира добавился еще и совершенно незнакомый, почти умоляющий оттенок в голосе.
«Обычно аристократы умеют скрывать всякого рода эмоциональные перепады, а тут фон Шредер вдруг пошел вразнос. Наверняка неспроста», — что-то подобное чувству охотника, настигающего зверя, охватило Вальтера. Это неповторимое, прекрасное ощущение, которое Вальтеру довелось испытать совсем недавно, когда благодаря его упорству захлопнулись наручники на запястьях опасных врагов Рейха — членов «Красной капеллы». Он запомнил слова, сказанные в его адрес руководителем имперской государственной безопасности Гиммлером в момент присвоения ему звания бригаденфюрера СС. Но сейчас его ожидало нечто иное, более значительное, чем звание, к которому он уже успел привыкнуть. Да и времена существенно изменились, деформировав в значительной степени и представления людей о человеческих ценностях.
Людвиг преданно ждал хозяина, припарковав машину у входа в банк.
— Быстрее к собору, — бросил Вальтер, усаживаясь на заднее сиденье, и сразу приспустил шторку на окне, отгораживая себя от внешнего мира светопоглощающей пленкой.