Каждому свое

— Если человек, да еще такого масштаба, как президент Америки признается в том, что испытывает в чем-то трудности, то для начала надо по достоинству оценить его откровение, а затем подумать, как мы сможем облегчить его ситуацию. На сегодняшнем этапе войны информация о финансово-экономическом положении противника приобретает для нас первостепенное значение, но если она может оказаться полезной для нашего союзника, то в наших интересах было бы и впредь делиться с президентом добываемыми нами сведениями. Тем более что он недвусмысленно попросил нас об этом.

— Совершенно верно, Коба, сегодня Рузвельт для нас — самый важный партнер.

— Лучше бы Второй фронт, — попытался вновь вмешаться Берия.

— Лаврентий, ты как римский сенатор — по любому поводу одно и то же: «А Карфаген должен быть разрушен!» Я вот теперь все чаще задумываюсь, оценят ли наши потомки титанические усилия своих предков, принесших себя в жертву ради их будущего благополучия?

Вопрос был поставлен гласно, но отнюдь не для того, чтобы привлечь к дискуссии присутствовавших. А лишь для того, чтобы задавший его мог озвучить давно созревший в его голове ответ.

— Уверен, что многое, нами сделанное, будет извращено и оплевано как у нас, так и за рубежом. Некоторые постараются судить о нашем времени категориями своего, а образовавшуюся разницу швырнут нам в лицо в виде упрека. Мое имя покроют густой клеветой и испачкают черной краской. Дорвавшиеся до власти тщеславные недоумки постараются возложить на меня все просчеты и преступления, которые они совершат, стремясь к личному обогащению, начисто забыв о нуждах своего народа. К счастью, это продлится недолго. Придет новое поколение светлых голов. Они справедливо оценят наши жертвы, отдадут нам должное и пойдут вперед по пути, нами провоженному. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом. — Сталин глянул на внимавшую ему аудиторию, помолчал, явно не одобряя свой порыв, тут же вернулся к прерванной теме.

— Итак, будем подводить итог. На сегодняшнем этапе войны пристальное внимание за перемещением капитала, работающего на противника, становится не менее важным, чем добывание данных о передислокации крупных воинских соединений на фронте. Исходя из этого, я дал указание руководству разведки поблагодарить от моего имени наших людей, взявшихся за решение этой крайне важной для нас задачи, и просил стимулировать их активность в этом направлении.

Переход к следующей теме был обозначен короткой паузой для двух традиционных глотков воды.

— Некоторым кажется, что в нынешнем хаосе акценты, расставленные в политэкономии нашими гениальными предшественниками, смещаются в непредсказуемом направлении. Это неверно. Законы диалектики и политэкономии объективны. Изменилось лишь пространство, в котором они действуют. Чтобы не быть голословным и в подтверждение уже сказанного, предлагаю поставить эксперимент.

Наступившей паузе мог позавидовать любой протагонист сценического искусства.

— Скажите мне, сколько, когда и куда было вложено денег вчера, и я скажу вам, что произойдет там завтра.

Не сомневаясь в гениальности сказанного, Сталин заулыбался, обнажив пожелтевшие передние зубы.

* * *

Скрип тормозов и визг трущейся об асфальт резины вывели Вальтера из состояния сонного небытия.

— Простите, господин бригадефюрер, откуда-то незнакомая воронка появились, пришлось затормозить.

— Ты фронтовик, Людвиг, и удивляешься, что откуда-то берутся воронки! Отвечаю — от разорвавшейся бомбы.

Людвиг согласился с шефом.

— Скажи лучше, где мы находимся?

— Выехали на окружную дорогу.

Вальтер воспринял новость о приближении к дому без особого энтузиазма. Причину того он себе толком объяснить не мог, скорее всего потому что не хотел.

Жизнь его внешне выглядит вполне респектабельно. «Более чем удачная карьера, хороший дом, — конечно, замку Геринга не чета, но в престижном районе Берлина, материальный достаток тоже, конечно, несравнимый с рейхсмаршалом. Но надо смотреть на вещи трезво — он на семнадцать лет моложе рейхсфюрера и времени наверстать упущенное еще более, чем достаточно. Кстати, можно считать, что сегодня под это был заложен первый краеугольный камень. Если, конечно, Шредер… Ну, да ерунда! — Вальтер отмахнулся от назойливой идеи не только в мыслях, но и жестом руки. — Эти высокородные «фоны» еще не научились лгать, а когда научатся, мы публично перестанем им доверять».