Туман стал рассеиваться, когда я осознала, что Гай уложил меня на спину, а сам навалился сверху, вдавливая всем своим весом в подушки. Он был настолько крупнее меня, тяжелее. Горячие вспышки паники пронзили меня, и сквозь смех, который он продолжал выжимать из меня, пробивались бессвязные слова, звучавшие совсем не протестами, как следовало бы. Внезапно он перестал щекотать меня. Его руки все еще блуждали по мне, но он не смеялся и не хотел, чтобы я смеялась, если вообще когда-то хотел этого. Он обрушил свой рот на мои губы, и его язык властно проник внутрь. Теперь его руки хватали, сжимали, тискали меня, они были повсюду. Я никак не могла вздохнуть.
Если я и кричала, он проглатывал мой крик.
Если я брыкалась, его бедро придавливало мою ногу.
Если я сопротивлялась, он сильнее прижимал меня к дивану.
Страх сковал меня лютым холодом, как бушующая за окном метель.
А потом его рука потянулась к пуговице моих джинсов. Я рывком высвободила голову и выдохнула то слово, что билось в ловушке внутри:
– Прекрати! – И снова брыкалась, дергалась, извивалась. Ничего. Он сдвинулся только потому, что захотел, и на этот раз его рот скользнул вниз по моей шее. Он облизывал меня языком.
– Нет. Прекрати. Гай, я закричу. – Моя угроза прозвучала жалко даже для моих ушей. Она была слабой, а мое горло охрипло от смеха. Мне хотелось плакать, пока я не осознала, что уже плачу. Но стены были тонкими. Гай знал это, и я повторила вслух: – Кто-нибудь обязательно меня услышит. Я буду кричать до тех пор, пока не услышат.
Он резко вскочил на ноги.
– Ты собираешься кричать? После того как дразнила меня все это время, ты будешь делать вид, будто не хочешь этого? – Он говорил и другие слова, и они хлестали меня, пока я с трудом поднималась с дивана. – Да, беги домой, малышка. И куда же ты пойдешь? Да кому ты нужна? – Он преградил мне путь, когда я подошла к двери, и схватил меня за запястье, когда я потянулась к ручке. – Расскажешь папочке? Расскажешь, как приходила ко мне и умоляла тебя впустить? Сколько вечеров, Джолин? Сколько их было, а?
Слишком много. Я помнила все до одного и чувствовала себя такой глупой, потому что уже тогда знала. Я
– Ты расскажешь своему парню, как целовала меня? Ты ведь тогда не возражала, правда? – Он отпустил мои руки. – Нет, ты никому не расскажешь, да? А кому рассказывать? Всем плевать на тебя, не так ли? – Он отошел в сторону, чтобы я могла рывком открыть дверь. – Иди-иди. Возвращайся, когда тебе понадобится твое письмо и будешь готова повзрослеть, Джолин.
Его смех преследовал меня, пока я шла по коридору.
Рой пчел гудел у меня в голове. Или мне так казалось, пока реальность не проникла в сон, который я уже не мог вспомнить. Мой телефон вибрировал на тумбочке возле кровати.
Джолин:
Не спишь?
Адам:
Нет.
Джолин:
Я на своем балконе.
Я бросил взгляд на раздвижную стеклянную дверь, в которую билась злая метель. Дисплей телефона показывал время: 1:47.
Адам:
На балконе не ты. А замерзший мертвец.
Она не ответила.
Я сел на кровати, чувствуя, как холод проникает в мою кожу от одного только взгляда за окно. «Что она забыла на этом балконе?» – пробурчал я про себя, когда откинул одеяло и в одних фланелевых штанах и футболке выглянул сквозь стекло. Видимость почти нулевая. Там могла выстроиться целая хоккейная команда, а я бы даже не догадался.
Отодвинув балконную дверь, я почувствовал, как свело зубы.
– Джолин! – позвал я, но ветер унес ее имя. И хотя я все еще стоял в комнате, снег кружил вокруг меня и лизал кожу игольчатыми языками. Ступив на балкон, я подошел к стене и перегнулся через перегородку, убеждая себя, что не увижу ничего, а уж тем более дрожащую девушку.
Я и не увидел.
Джолин больше не дрожала. Потому что превратилась в ледышку.
– Что ты
– Т-ты можешь п-прийти? Или м-можно я?
– Что? – Я ее почти не слышал, но, если она сказала то, что я думал… – Нет. Джолин, нет. Иди внутрь. Я тебе позвоню. Иди!
В ответ она отлепилась от стены и ухватилась за перила.
– Ты что, самоубийца? – Я схватил ее за плечи и оттолкнул назад. Вместо того чтобы отпустить перила, она еще крепче вцепилась в них. – Джолин.
Оба варианта пугали меня до чертиков.
– Ладно, ладно. – Я закинул ногу и зашипел, когда мои руки легли на обжигающе холодные металлические перила. Я подвинулся, чтобы уцепиться за стену, и что-то мягкое и невозможно холодное прижало мою руку к кирпичу. Джолин схватилась за мою футболку и потянула на себя. Когда я рухнул на ее балкон, до меня дошло, что мягкое и холодное – это ее рука.