Читаем Каждый второй уик-энд полностью

Каждый второй уик-энд

Я не хотел быть тем, кто изменяет своей девушке, и с каждым уик-эндом, проведенным с Джолин, мне становилось все труднее сдерживаться. Я уже слишком близко подошел к тому, чтобы переступить эту черту, и в следующий раз мог бы это сделать. Я знал, что так и будет. Вернее, я бы попробовал, и она, вероятно, содрала бы с меня кожу живьем. Джолин никогда бы не позволила мне заставить ее играть ту роль, которую сыграла Шелли.

И я бы никогда не поставил ее в такое положение.

– Это из-за девушки? – спросила мама.

– Девушек, – сказал я, делая ударение на множественном числе. Она отступила.

– Адам Ной Мойнихэн.

Я улыбнулся ей.

– Да ладно, мам, ты же знаешь, что я бы так не поступил.

Она склонила голову набок и улыбнулась в ответ.

– Ну, тогда расскажи мне, что ты подразумеваешь под девушками. Я думала, что ты и Джолин…

Опустив голову еще ниже, я вытащил свой телефон и ткнул пальцем в нашу первую фотографию, у дерева рядом с папиным домом, на которой я выглядел копией брата.

– Она не моя девушка. Она – моя соседка, которая мне даже не понравилась поначалу, я позировал для этих фотографий, чтобы отвлечь тебя.

– Ты… что? – Мамин голос дрожал, и я не мог сказать, связано это с фотографией, которая так поразила ее в первый раз, или с моим признанием.

– Теперь между нами нечто большее. – По крайней мере, для меня, но дело не в этом. – Я думал, что помогаю тебе, – добавил я, потому что она выглядела… обиженной.

– Обманывая меня?

– Я хотел, чтобы ты думала о чем-то еще, кроме того, что скучаешь по нам с Джереми. И по папе. – Я не назвал Грега, но она и так знала, что я имею в виду и его тоже.

– Адам, это не твое дело.

Разве?

Она подвела меня к усеянному янтарными пятнами обеденному столу с резной отделкой, и я невольно вспомнил отца, рассказанную им историю и его страдающее лицо. Впервые я позволил себе подумать о нем, одиноком в той квартире, тогда как мама, Джереми и я были вместе.

– Расскажи мне о девушках.

Я сложил руки на столе и рассказал почти все. Рассказал, как Джолин согласилась помочь мне сделать фотографии, как мы стали друзьями, как еще прежде, чем я осознал это, у меня возникли к ней более чем дружеские чувства, что делало меня полным придурком, потому что я наконец получил расположение девушки своей мечты здесь, дома.

На этом месте мама зажала рот рукой, и я уже начал беспокоиться, что мое признание серьезно понизило ее мнение обо мне, когда сквозь ее пальцы просочился смех, сначала приглушенный, а потом все более громкий, когда она оставила попытки сдержать его.

Я откинулся назад.

– Я рад, что ты находишь мою боль смешной.

– Нет, это не смешно. – Она потянулась к моей руке. – Дорогой, ты должен быть честен с той, другой девушкой.

– Ее зовут Эрика. И да, я все понимаю. Просто… она знает, что очень давно нравится мне, и если расстаться с ней так быстро, получится, что я просто морочил ей голову. Я не хочу так с ней поступать.

– Если она хорошо тебя знает, то никогда так не подумает.

Но я не был в этом уверен.

– К тому же Джолин знает, что у меня есть девушка, и, похоже, не возражает. Во всяком случае, не реагирует так, как это сделал бы я, если бы у нее был парень.

На это мама лишь улыбнулась.

– Дай мне посмотреть твой телефон. – Когда я протянул ей мобильник, она открыла нашу переписку и, придвинувшись ко мне, чтобы мы оба видели экран, прокрутила наши совместные фотографии, десятки и десятки фотографий нас двоих – гораздо больше, чем я намеревался снять для мамы. На одной из последних фоток мы лежали на снегу, замотанные одним красным шарфом, прижимаясь друг к другу головами. Виднелись только наши глаза, но было ясно, что мы смеемся.

Я хотел возразить, что эти фотографии сделаны исключительно для того, чтобы заставить ее поверить во что-то ненастоящее, но чем дольше я смотрел на них, чем отчетливее вспоминал каждое мгновение, тем меньше уверенности во мне оставалось.

– Может быть, она переживает больше, чем показывает, – сказала мама, возвращая мне телефон. – И больше не обманывай меня ради того, чтобы мне стало легче, хорошо?

– Я просто хочу, чтобы ты снова была счастлива, – сказал я, и почему-то это признание вызвало у нее слезы. – Мам?

Она тряхнула головой, пытаясь остановить их, но они все равно пролились.

– Мама, – повторил я, обнимая ее за плечи.

Она плакала очень, очень долго.

Я тяжело вздохнул, когда в пятницу утром увидел Эрику возле шкафчика в раздевалке. Момент настал, и я знал, что это должно случиться. Мне предстояло рассказать ей все, не только о Джолин.

Я слишком долго избегал этого разговора. Я не хотел быть просто другом для Джолин, и чем больше времени проводил с ней, тем сильнее хотел большего.

А это означало конец отношений с Эрикой.

Я отправлял ей сообщения, пока она болела, но не собирался расставаться с ней по телефону, то есть, как истинный трус, взял отсрочку.

У меня больше не было оправданий.

– Эрика, – произнес я, преодолевая последние несколько шагов. – Надеюсь, ты чувствуешь себя луч…

Она повернулась и влепила мне пощечину.