Казнить нельзя помиловать

И мир обрушился на меня звуками и запахами, и я снова понял, что жизнь – продолжается.

И тогда я стал несчастен.

Потому что тот, кто отравлен ядом слова, никогда не останется прежним.

Я прошерстил сайты всех известных издательств и отправил им файл с текстом. Файл приняли к рассмотрению в ближайшее время, а когда и кому оно ближайшее, мне не сказали. И я стал ждать – упорно и настойчиво звонить редактору, напоминать о себе и надеяться, что вот еще немного, еще чуть-чуть…

А внутри было пусто. Пусто и тихо, как в сгоревшем доме, как на развалинах старого замка, как… придумайте сравнение сами. Огонь слов сменила сизая зола равнодушия, и нигде не сверкнет ни искорки прежнего яростного потока. Вселенная ушла из моих ладоней, а я не понимал – почему. Порой мне казалось, что уже никогда, никогда я не смогу написать больше ни единой строчки.

Я ждал. Шатался по улицам, рассматривал прохожих в надежде, что сверкнет где-то искра прежнего веселого безумия. Вымучивал из головы какие-то выдуманные истории – и понимал, что это не то, не то. Перечитывал страницы своего текста и не понимал, как я мог написать такое, ведь я бездарь, неуч, идиот…

Время шло. Приближался Новый год, на улицах запахло елкой, замелькали красные колпаки и шубы Дедов Морозов.

Я всегда верил в Деда Мороза, даже когда перестал быть маленьким. Почему-то мне казалось, что Дед Мороз может исполнить любое, самое сокровенное, самое отчаянное желание. Не всегда это сбывалось, но я продолжал упрямо ждать и надеяться, что когда-нибудь эта вера не обманет меня…

В последний день декабря я нарядил елку, поставил под нее куклу в белой шубе, зажег гирлянды. Новогодняя ночь мелькала цветным экраном телевизора, трещала петардами, искрилась шампанским в бокале на столе. А я сидел, глядя в окно, и ждал. Чего?

Вместе с последним ударом курантов в дверь постучали – негромко, но уверенно. Густой бас осведомился:

– Деда Мороза вызывали?

Он был высок, широкоплеч и всем своим видом напоминал могучего русского мужика – уверенного, спокойного, еще не старого, несмотря на явно приклеенную белую бороду и брови. Когда я раздраженно сказал, что это, наверное, ошибка – в доме нет детей, гость вдвинулся могучим плечом в дверь и, загадочно улыбаясь, достал из мешка тонкую книжку в серой обложке и помахал ею у моего носа.

И сердце мое остановилось на мгновение и застучало, как сумасшедшее, потому что книжкой этой была – моя книга. И со страниц ее подмигнули мне лукаво и искренне мои герои – те самые, живые, настоящие, о которых я писал.

Пока я стоял и обалдело хлопал глазами, Дед Мороз огляделся, по-хозяйски утвердился на стуле у моего компьютера и, развернувшись ко мне, попросил закурить. Я, все еще лишенный дара речи, протянул ему пачку, но он усмехнулся, вытянул из-за пазухи вишневую трубку:

– Огонька не найдется?

А потом, развеивая дым могучей ладонью в красной рукавице, спросил:

– Ну что, доволен?

Я только молча кивнул головой и судорожно, прерывисто вздохнул.

Дед Мороз опять усмехнулся и завозился с завязками мешка.

– Я тут прикинул… тебе, братец, бонус полагается. Ты в этом году норму перевыполнил.

Он вытянул из недр необъятного мешка два совершенно чистых листа обыкновенной бумаги и положил их передо мной. Хмуро кивнул:

– Выбирай…

– Что выбирать? – спросил я, недоумевая, и поразился, как тонко и испуганно звучит мой голос.

– Один из двух, – Дед Мороз покачал головой: мол, экий же ты дурак, а еще писатель, и добавил: – Это договоры. Ты прикоснись, прикоснись к ним – увидишь…

Я послушно тронул прохладную, гладкую поверхность дрожащей ладонью. Закрыл глаза – и увидел…

Первый лист.

Через три дня после Нового года мне придет письмо из ведущего издательства с согласием напечатать мою повесть и предложением немедленно засесть за другую – по предложенному им сюжету. Сюжет покажется мне банальным – так, средней руки повесть в стиле фэнтези, но я соглашусь, потому что раскрутка обеспечена. Я напишу ее – не Бог весть что, а потом – еще одну, и еще, и еще…

Через четыре года томики с моим именем будут лежать на прилавках всех магазинов. Тиражи станут постоянно расти, и слава будет мне обеспечена. Мои герои будут послушны моей воле и никогда, ни единого раза не возразят, не захотят поступить по-своему. Никогда ночью я не проснусь от внезапного озарения, и слова не станут плясать вихрем ярких красок, а послушными мазками будут ложиться на бумагу.

Второй лист.