Казнить! Нельзя помиловать! (СИ)

Околдован был тобою — карие глаза!

Ослепили меня глазки — карие глаза! 

— проникновенно пел моей бывшей девушке…

Карие глаза… Вспоминаю, умираю!

Карие глаза… Я только о тебе мечтаю!

Карие глаза… Самые прекрасные!

Карие глаза! Карие глаза!

Второй раз спел припев уже не глядя на Катерину… Полился зажигательный проигрыш — в мелодию вплела свои звуки и гитара… А я раскинул руки, ладонями вверх и стал махать пальцами вверх, как у нас делалось, вызывая аплодисменты. Но здесь… подсказал — подняв руки на головой и хлопая ими в так музыке… Поняли — подхватили и вот уже весь зал восторженно хлопает в такт… А я подтанцовываю…

Синие глаза всё помнят — как любили мы! 

— запел, глядя на Кораблёву (сглажу немного обиду) —

сердцем чувствую я — любишь меня ты!

Так никто любить не сможет синие глаза!

САМЫЕ ПРЕКРАСНЫЕ — СИНИЕ ГЛАЗА!!! 

— бросил я слова в зал!

Синие глаза! Вспоминаю — умираю!

Синие глаза! Я только тебе мечтаю!

Синие глаза! Самые прекрасные!

Синие глаза! Синие глаза! 

— выделял каждое слово восхищением (Малышевой такого не было)… Раскинул руки и пустился в пляс лезгинки в "обработке" терских казаков: перебор ногами; степ; приседы и вращения… На последних тактах проигрыша прыгнул вперёд с эстрады, кувыркнувшись в воздухе; встал на ноги, распрямился, а тут и… третий куплет уже нужно петь…

Письма пишешь, отсылаешь — сам ответов ждёшь… 

— запел, глядя в зал —

ну а я, конечно, знаю — ждёшь или не ждёшь…

Пошёл по залу к одному из столиков, за которым сидело три грузина и грузинка…

Ждёшь, когда идут дожди — милая моя… 

— пропел я и упёрся взглядом в красивую молодую грузинку —

самые прекрасные… 

— замолкла гитара и аккордеон и только бубен выбивал задорную дробь —

ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА!

Вскинул ладони к вискам и вскрикнул —

потрясён красотой!

Чёрные глаза…

Вспоминаю — умираю…

Чёрные глаза…

Я только о тебе мечтаю…

 

— пел, приближаясь к столику… Грузин — крепыш, начал подниматься со стула, но моя правая рука — сама собой сделала небрежный — еле заметный жест пальцами, "отбрасывая" его на стул…

Самые прекрасные — Чёрные глаза…

Чёрные глаза…

Чёрные глаза… 

— допел припев, протягивая прекрасной грузинке руку. Она поднялась, протянула мне свою… Второй раз припев заиграл — забил только бубен, а я пел и… уводил от стола очаровательную молодую женщину к эстраде…

Самые прекрасные — чёрные глаза! 

— закончил второй раз — под бубен, припев… Аккордеон и гитара вдарили в унисон с бубном необычно яростно, зажигательно, потрясающе! И грузинка поплыла в танце, взмахивая гибко и невероятно пластично руками, а я пустился в пляс — в точности копируя танец лезгинки в паре с женщиной! Захлёсты ног! Танец на носках! Вращения вокруг себя и переход в танце с одного бока танцовщицы на другой! Мои руки мелькали — словно птицы, вытягиваясь: вправо — влево! Припадание, с маха, на колено и тут же — взвивался соколом и танцевал и танцевал! Длинный проигрыш, за ним — второй! Последний аккорд — я перед прекрасной грузинкой. Рухнул перед ней на одно колено, руки раскинуты, пальцы упираются в пол! Музыка оборвалась — дама остановилась… Замерла и… изящно положила мне на склонённую голову свои горячие пальчики…

Я вскочил; восторженными глазами обжёг грузинку, введя её в смущение и прошептал негромко — только для неё:

— Благодарю вас за прекрасный танец, который вы подарили мне — несравненная Нина… Грузинка порозовела — комплимент принят… Протянул руку — она вложила в мою ладонь свою. Осторожно сомкнул пальцы и повёл к её столику… Подвёл, отставил стул… Она встала перед ним — я приставил стул к ногам. Нина элегантно села… Повернулся к её мужу — сверкнули с свете люстры стёкла пенсне…

— Лаврентий Павлович… — наклонился к мужу — не злитесь на свою жену и не держите на меня зла. Это всего лишь песня и всего лишь танец… И не дожидаясь реакции распрямился и пошёл к эстраде. А по залу — уже в который раз, прокатились аплодисменты…