Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории

В рамках дихотомии двух цивилизаций Гайдар интерпретирует и советскую историю, и стихийную номенклатурную приватизацию, которая стала непреднамеренным последствием перестройки. Ключевой элемент конструкции СССР, сделавший страну радикальным воплощением «азиатского способа производства», – это решительное идеологическое отрицание самой возможности частной собственности как основы социальных отношений, которое привнес Ленин. Господство государственной машины становится тотальным, однако в долгосрочной перспективе склонность нового господствующего класса администраторов к постепенной приватизации своих рент сохраняется – начинается «личное накопление», возникают первые частные капиталы и меняется отношение номенклатуры к подконтрольной государственной собственности [Гайдар 1995: 124]. Отрицая преднамеренный характер трансформации СССР, реформатор подчеркивает, что конкретная канва событий была во многом случайной. При этом общая логика трансформации была точно предсказана уже Л. Троцким и позднее проанализирована с юности известным Гайдару Джиласом. Советская номенклатура не имела четкого плана, но уверенно «шла на запах собственности». Задача получения максимальной свободы распоряжения ресурсами руководимых предприятий и министерств понималась не в терминах частной собственности, включающей необходимость конкуренции и финансовой ответственности (т. е. в пределе – реальную угрозу банкротства), а именно в терминах максимизации контроля и материального благополучия:

В 1985 году шлюзы открылись, и все произошло именно так. Когда говорят о «неэффективности» рыжковско-горбачевских реформ, об их слишком медленном темпе, об упущенных возможностях, все время забывают главное – каков социальный адрес, социальный смысл реформ. Если иметь в виду, что социальный смысл был именно в «номенклатурной приватизации», то обвинения несправедливы – все делалось достаточно быстро, хотя и не слишком надежно <…>, все делалось, как всегда в истории, методом проб и ошибок, но делалось, надо сказать, достаточно эффективно, так как выгода от «проб» доставалась бюрократии, а за «ошибки» расплачивалось государство. Номенклатура шла вперед ощупью, шаг за шагом – не по отрефлексированному плану, а подчиняясь глубокому инстинкту. Шла на запах собственности, как хищник идет за добычей [Гайдар 1995: 134–135].

В эту большую схему хорошо вписывается и разработанная в ходе семинаров с коллегами теория «административного рынка» как характеристика социально-экономических отношений позднесоветского периода. Возможность торговли поста руководителя и центральных органов за вменяемые плановые показатели оказывается естественным следствием ползучей приватизации административных должностей в ниспадающей фазе вечного цикла «азиатской цивилизации»[618].