Керенский. В шаге от краха (СИ)

«Угу, — кивнул своим мыслям Керенский, в голове у него зашумело. — Газетчик мне нужен, особенно если он без стыда и совести, к тому же, маниакально жаден. Этот человек, сидящий прямо перед Керенским, очень сильно напоминал ему некоторых людей, на всё готовых ради славы и денег. Их объединяли с Манасевичем похожие ужимки, стремление к авантюризму и склонностью к патологическому распутству. Слава Аллаху, он видел их издалека в той, прошлой жизни, а теперь вот, и познакомился вплотную.

— Хороший херес, рекомендую, — и Керенский кивнул на полупустую бутылку. — А вот подоспело и вино, столь обласканное вами. Спасибо, заверните в бумагу, я возьму его с собой. Так как вас зовут, а то я запамятовал? — обратился он вновь к незнакомцу, — Это всё из-за хереса, отличный напиток, не смог устоять перед ним.

— Иван Фёдорович Манасевич-Мануйлов, — снова улыбнулся навязчивый собеседник, нисколько не шокированный таким отношением. — Вы просто не представляете, от чего отказываетесь… Я слышал, вы развелись? Весьма прискорбно, — заметив слегка озадаченное этим вопросом лицо Керенского, он улыбнулся.

— Да, я много знаю и многое слышу. А я вас уважаю, против самой природы не пойдёшь. Мужское начало в нас сильно. Что мы без женщин?! Аки птицы без крыльев, — театрально закатив глаза и взмахнув маленькими ручонками, буквально пропел Мануйлов. — А я могу вам помочь. Я знаю много прекрасных женщин, готовых вам отдаться за одно внимание к себе… Или за сущие гроши и лишь из любви к настоящему вождю революции. Представляете? Да-да. Не упустите свой шанс!

— Кто вам больше всего нравится? Белокурые красотки или темноволосые гурии? О, я вижу по вашим глазам, вы предпочитаете в любви томных рыжеволосых красавиц. Да, я согласен с вами, белая, как китайский фарфор кожа, тёплые голубые глаза и ярко-медных цвет длинных волос. И это ещё не всё, я лишь расписал три самых популярных типажа женской красоты. А может, для вас имеет значение рост?

— Вы любите высоких…, маленьких? Длинноногих или предпочитаете миниатюрных? Для вас имеет значение верхние округлости или пышность бёдер. Боже, ну что же вы молчите? Я помогу вам найти искомое, и вы не пожалеете об этом. Все женщины Петрограда раскроют перед вами свои объятия!

«Иван Фёдорович, — скажете вы мне с благодарностью… Вы бесподобный гений и непревзойдённый искуситель. Спасибо вам!» Видите! Всё в ваших руках, и не только в руках, всего лишь одно слово. Слово: «Да», и многие двери откроются перед вами, и многое вы сможете сделать…

Исключительно на благо Революции, я готов основать вашу газету и работать в ней до изнеможения. Готов писать статьи на злободневные темы. Готов ругать ваших врагов, смеяться над недругами, хвалить друзей, искать союзников, сталкивать лбами неугодных. Всё, я могу всё! Я на всё готов!

«Потому, что я Бог и залезу вам куда угодно и без мыла, — закончил за ним мысленно фразу Керенский. — Замечательный малый, настоящий еврей. Наплёл с три короба, наобещал сверх всякой меры, а сам, возможно, натуральный провокатор. Всё он может, всё умеет и всё хочет. «Муха», короче. Могу, Умею, Хочу, Аааа на всё остальное наплевать».

— Ясно. Но я вынужден вас оставить на некоторое время. Мне нужно в уборную. Херес очень хороший попался. Ждите, я приду, — и Керенский с трудом встал и, слегка качаясь, побрёл в сторону уборной.

Сильно пьян он не был, но как хорошо было чувствовать в себе пустоту и душевное равновесие, которое захватило его полностью. Даже притворяться не пришлось. Крепкое вино пьянило, но не до той степени, чтобы забыть кто он и где он. Голова продолжала чётко работать, анализируя разговор, несмотря на пары алкоголя. Чем лучше напиток, тем быстрее трезвеешь. А херес был хорош.

Керенский действительно посетил чистую и прибранную уборную, без брошенных на пол окурков, вечно грязных унитазов и, оправившись, вышел из неё, повернув не в общий зал, а в другую сторону.

Встретив первого попавшегося официанта, он спросил у него.

— Где ваш шеф?

Насторожившийся «человек» провёл его в небольшую комнату, где сидел ресторатор.

— Ааа, господин министр, что вы хотели?

— Дело государственной важности. Где у вас телефон?

— Прошу сюда! — и ресторатор повёл его в другую комнату, где находился телефонный аппарат, закреплённый на стене. Аппарат был раздельный, совсем старой модели.

Покрутив динамо, Керенский вызвал телефонистку.

— Алло, барышня. Соедините меня с номером 123–456.

Тут Керенский оглянулся и, заметив стоявшего рядом ресторатора, посоветовал ему удалиться.

— У меня важный разговор.

— Виноват! Прошу прощения! — и ресторатор удалился из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

Вскоре на другом конце провода раздался знакомый голос Климовича.

— Алло?

— Алле, Евгений Константинович? Я вас категорически приветствую! — слегка заплетающимся языком проговорил Керенский в трубку микрофона, плотно прижав его к губам.

— Да, я слушаю вас, господин министр, — слегка удивлённо проговорил Климович.

— У меня к вам вопрос индивидуального характера, — еле выговорил Керенский полузабытое слово.

— Слушаю вас внимательно!