Кэшбэк. Белые столбы. Беседы

— Нет, не так! Положи свою руку мне на грудь. Крепче! А в другой держи бокал с вином. Это шик!

Человек, и я в том числе, в рассказах старших впитывает какие-то понятия о том, что такое хорошо или дурно, красиво или вульгарно, принято или характеризует действия с не лучшей стороны. Помню, мой дедушка, с возрастом особенно часто, любил рассказывать о своей жизни.

В конце войны он служил при штабе корпуса картографом. Окончив институт по специальности топограф, он, естественно, во время войны находился в некотором привилегированном положении. Карты местности нужны в штабах, вот он и служил при штабах. Обычно он с некоторой улыбкой превосходства возраста и внутренним сознанием того, что любимый внук никогда подобное не услышит или не увидит, начинал медленно, подбирая слова, повествовать о тех событиях. Один из эпизодов о прозе войны и нравах при штабе.

«Была у нас при штабе рыжая ППЖ. Как же ее звали. Не помню. Не знаешь кто такая ППЖ? Нет? Походно-полевая жена, понял? Часто пили, спирта при штабе было много. Вот представь. Сдвинули столы. Кружки стоят, банки с тушенкой, в общем, на столе все было — мы уже в Европе. Напьются все до чертиков, затащат ее на стол, и она, «наша королева», начинает выкаблучиваться, танцевать — очень любила быть в центре внимания. Заканчивалось тем, что она обязательно гимнастерку швырнет, кто-то ее подхватит со стола и начнет грудь ей тискать, допивая из кружки спирт. Ты спрашиваешь, почему так часто пили — так радовались каждому прожитому дню — война!».

Странно, в чем-то ее понятия о поступках, о проявлении чувств диссонируют с моими. Иногда я не понимаю в чем красота (шик!), удовольствие в подобных действиях. Но если раньше я остро ощущал, что женщина, которую я люблю, не должна демонстрировать свои эмоции таким образом, то теперь я спокойно воспринимаю это.

— Он настоящий самец! Когда я с ним появлялась, то у подружек вытягивались шеи и выпрямлялись спинки.

Мысль о том, что она видит Его еще в этом качестве, убийственна. Что я могу противопоставить? Разницу в возрасте — больше двадцати лет. Проигрыш во всем. Настроение ухудшается, ничего прекрасного впереди нет. Я хватаю телефон, звоню ей. В трубке слышу шум провожающих на перроне.

— Ты можешь говорить?

— В рамках!

Понимаю, ощущаю, что Он сейчас рядом с ней, смотрит на нее, возбужденную, оживленную отъездом, любящими глазами. Как я Ему завидую. Почему я не поехал на вокзал? Почему я сейчас не рядом с ней? Здравствуй, бессонная ночь!»

Вижу, что он ждет мою реакцию на прочитанное:

— Понятно, почему ты был таким плодотворным, творчески горящим. Просто опровергаешь классика: Любви все возрасты покорны; Но юным, девственным сердцам Ее порывы благотворны…»

Мой друг улыбнулся, и как будто готовясь к нашей встрече штудировал Пушкина, добавил:

«Но в возраст поздний и бесплодный На повороте наших лет, Печален страсти мертвый след».

Об общественном сознании.

— Вот в этом году отмечают 100-летие окончания 1-ой Мировой войны. А в той же «Брачной газете» от 13 августа 1917 года есть статья, из которой я узнал о малоизвестных событиях, порожденных войной — усмирении нижегородского мятежа московскими юнкерами.

Не собираюсь тебе читать лекцию об истории, но коротко поясню, о чем речь.

Уже есть приказ № 1 о выборных комитетах, Временное Правительство готовит наступление на фронтах. Поэтому в конце июня 1917 года начальнику Нижегородского гарнизона было предписано направить на фронт один из запасных полков. В этом полку большинство были или ополченцы 40–45 лет, или бывшие фронтовики, выздоравливающие после болезни или ранения. Солдаты полка полагали, что на передовую вместо них следует посылать тех, кто еще «не нюхал пороха» — «белобилетников». А «белобилетников» было много: землевладельцы, торговцы, чиновники — все как обычно.

События развивались следующим образом. Командующий Московским военным округом (куда входил гарнизон Нижнего Новгорода) своим приказом объявил солдат полка, отказавшихся возвращаться на фронт, дезертирами и лишил их продовольствия.

Два других запасных полка решили отчислять часть пайка в пользу пострадавших солдат и вместе с ними проигнорировали приказ о сдаче оружия. А после устроили митинг у стен нижегородского Кремля, с одной стороны, с просьбой к военному начальству отменить анти-дезертирские меры, а, с другой стороны, с призывами арестовать начальника гарнизона. Ну, покричали, «выпустили пар» и разошлись, то есть вернулись в казармы.

А между тем, в город из Москвы для усмирения прибыли две роты юнкеров Алексеевского военного училища. И в ночь после митинга юнкера атаковали и захватили казармы (жертвами стали 40 убитых солдат в нижнем белье) и с помощью прикладов сопроводили несколько партий полураздетых солдат на вокзал для последующей отправки в действующую армию. Юнкера потеряли 3 человек…

Мой друг потянулся в кресле-качалке, налил немного коньяка и задумчиво поучаствовал:

— Признаться, ничего о тех событиях не знаю! А мысль у тебя какая? Не пойму!

Я решил не отставать относительно коньяка, а затем продолжил: