Там, куда съехал, было попросторней, но передвигаться можно было только на четвереньках. Под ногами неприятно шуршало, словно бумагой по жести. Ход, наверное, изгибался вправо, потому что Конрад постоянно утыкался левым плечом в стену. Темнота стояла кромешная – даже дышать было трудно, воздух приходилось глотать, как студень, насильно проталкивать в горло. Потом опора под руками пропала, и Конрад кувыркнулся головой вперед. Упал на что-то мягкое, скатился, замер, прислушиваясь. Было тихо. Он шевельнулся, вставая на корточки, зацепился за что-то, и это «что-то» тотчас рухнуло – с коротким отчетливым лязгом. Конрад снова замер, но и в этот раз все было тихо. Откуда-то снизу пробился свет и – одновременно – быстрый стрекот: словно от швейной машинки.
Конрад осторожно, шаря руками вокруг, придвинулся ближе: под самой стеной были узкие длинные щели, забранные жалюзи, свет – прерывистый, словно на сеансе светографа, – шел оттуда.
Да это же и есть светограф, – понял вдруг. И сразу вспомнилось, как покойник Юхан говорил о Подземье, что, мол, слова им здесь не нужны, а нужны – краски и знаки.
Но если это – светограф, значит, сам он…
Конрад огляделся: света как раз хватало на то, чтобы не спотыкаться обо все подряд. Он был в квадратной небольшой комнатке с высоким потолком. У стен, под потолок, стояли полки. Он пошарил рукою – на полках жестяные коробки, в каких механики в светографе хранят пленки. В одном месте – шуршащей грудой навалены целлулоидные обрезки. Конрад прихватил парочку кусков, смотал, сунул в карман – пригодятся. Снова прилег у стены.
Щели были узкими, прорезанными под неудобным углом: почти ничего не увидеть. Ясно оставалось одно: там, внизу, вовсе не зал для зрителей, а, скорее, что-то вроде мастерской. Впрочем, отсюда, сверху, виделся и кусочек натянутого полотна, однако разобрать что-либо совершенно невозможно. Какие-то полосы, пятна…
Конрад всмотрелся до боли в глазах…
И картинка вдруг сложилась: Конрад понял, что смотрит на оживший роман. Герои, похоже, были не живыми, а рисованными. Мелькнула растопыренная пятерня, налитый кровью глаз… Кажется, он сам только сегодня задумывался над такой возможностью, но – как над курьезом. А здесь…
Или – что-то другое?
Скрипнул металл, на стене напротив прорезалась щель, и там, в проеме двери, встал кто-то: сгорбившийся, тщедушный. Конрад замер, припав к полу и стараясь не дышать. Человек сделал шаг, другой, ведя руками по полкам. От Конрада его отделяли только два ряда ящиков, наваленных в центре комнаты. Вот сейчас он обернется…
Треска первых выстрелов Конрад просто не разобрал за стрекотом светографического аппарата внизу. Просто человек вдруг стремительно развернулся к двери и бросился наружу, задержавшись лишь для того, чтобы посмотреть влево-вправо по коридору. И сразу же замолчал стрекот светографа внизу, а где-то в стороне отчетливо ударили: раз, два, три – выстрелы. Глухо ухнуло, с потолка посыпалась крошка.
Конрад медленно, на корточках, пробрался к двери, выглянул в коридор: тот загибался, уходя под легким наклоном вниз и вправо. Там, справа, кто-то лежал, раскидав ноги, трещали выстрелы, донесся легкий запах дыма. Конрад метнулся в другую сторону, вверх по коридору: в эту сторону тот шел прямо, без изгиба.
На цыпочках добежал до поворота – и там его сбили с ног, навалились сверху, выворачивая руки. Он рычал и брыкался, пока ему не наступили на спину, заламывая подбородок вверх. Содрали маску.
– Вот это да, – произнес вдруг мощный, хорошо поставленный голос, и Конрад сразу перестал сопротивляться. – И что же вы здесь делаете, господин Ауэрбах?
Чай горчил.
Вкус Конрад еще мог различать, а вот смысл того, что говорил юнкер-офицер Хлодвиг Клодт – стремительно ускользал в дыру, что образовалась вместо сознания. Сижу, словно кукла, – подумалось вяло и тотчас застучало: кукла! кукла! кукла! Марионетка с обрезанными ниточками.
– Господин Ауэрбах, – рокотал между тем Клодт, – мы со всей ответственностью можем заявить, что если бы не наше стесненное положение, то Канцелярия Его Величества никогда бы не посмела вовлечь вас в это дело вот так, втемную. Однако обстоятельства… Мы никак не смогли бы по-другому разворошить это гнездо, а безопасность города требовала…
Кажется, он – разными словами – повторял это уже трижды. Или дважды.
Еще господину Клодту хотелось знать, кто начал стрельбу в тоннелях за полчаса до начала операции, чем поставил все дело на грань срыва, однако в этом Конрад помочь ему не мог. Да и вообще, наверное, что бы там ни говорил господин юнкер-офицер, – не мог.
В комнату то и дело входили какие-то чины – армейские либо официалы Канцелярии. Военные были прокопчены, от них несло той гадостью, которой пропахло все внизу, люди же Канцелярии в большинстве своем выглядели с иголочки. Правда, господин Клодт тоже был прокопчен.
– У вас сажа на щеке, – сказал Конрад и показал рукою.
Господин Клодт рассеянно мазнул ладонью по лицу, сбившись с накатанной колеи разговора.
Изменять мир, вяло подумалось Конраду. Смешно.
Он отставил чашку и встал.