Читаем Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА полностью

Я осознаю, что движение за гражданские права, поднявшее чернокожее население, строилось на принципе ненасилия. Доктор Кинг проповедовал ненасилие. И на тот момент в истории ненасилие работало. Принимались законы. Проводились реформы. Но в жизни тощего долговязого парня, кое-что умевшего в баскете и пытавшегося выжить и преуспеть в обстановке старшей школы, ненасилия как варианта попросту не было. Требовалось драться. Мама учила меня этому. Игровые площадки и улицы доказали правоту Мамы.

Массовая драка положила конец моей жизни в Южной Каролине. Она стала поворотным моментом. Такой я сделал выбор. Это самое значимое событие, произошедшее со мной в старшей школе. Тогда я думал, что это худшее, что только могло случиться. Оглядываясь назад, впрочем, я вижу, что она вполне могла бы быть лучшим. Я точно не ожидал этого. Такое, наверное, никогда нельзя ожидать. Я говорю о событиях, которые переворачивают твою жизнь и ставят под угрозу твое душевное спокойствие. События, которые бьют тебе под дых так, что ты начинаешь сомневаться, что сможешь когда-нибудь оправиться после них.

Один школьный день сменялся другим. Старшая школа как старшая школа. В основном мои будни были заняты баскетом, но бывало и несколько классных уроков у мисс Уиллоуби.

Стоял полдень. Я шел по коридору школы в Молдине. Услышал шум. Обернулся и увидел потасовку. Оказалось, что в беду попал мой братишка Трэй. Трэй всегда ходил по улицам с мячом для европейского футбола. Он был интеллигентным и начитанным черным парнем с района. А еще он был единственным черным в полностью белой футбольной команде школы. Не грубиян. Обычный парень. Приятный даже. У него была полная семья и клевая сестра. Но по причинам, мне неизвестным, какие-то белые ребята накинулись на него и принялись избивать. Я не мог сносить травли, поэтому стоять и наблюдать был не вариант. Я нападаю на задир. Мне с моими пацанами удается оттереть Трэя от агрессоров, но тут начинаются толчки, тумаки, и вот уже ситуация становится неуправляемой. Начинается рукопашная. Кулаки летят туда-сюда. Кости хрустят. Мы крушим коридор, как разбушевавшийся тасманский дьявол. Я получаю люлей. Раздаю люлей другим. Меня месят. Я крушу в ответ. Долбаный хаос. Удары по голове. Пинки в пах. Орудую очень быстро, нокаутируя ублюдков и с каждой минутой распаляюсь все сильнее. Лютая эскалация уже произошла. Нанеся урон врагу, мы отступаем. Мы добиваемся своего. Мы защитили Трэя, но в процессе нанесли кое-кому серьезные травмы.

Я знал, что драка – дело серьезное, но чего я не знал, так это того, что отец одного из побитых нами ребят отправился к людям закона. Закон явился в нашу школу, и внезапно нас обвинили в групповом эксцессе. Закон объявил, что линчевание тоже относится к групповым эксцессам, пусть даже мы никого не линчевали. Законы в Южной Каролине были просто ужасными. Первоначальный закон против линчевания задумывался с тем, чтобы не дать белым линчевать черных, но потом власти перевернули его с ног на голову и стали интерпретировать статут как совершение любого насильственного действия против кого-либо с участием двух и более человек. Вместо того чтобы получить выговор за старую добрую кулачную драку, остаться в качестве наказания после уроков или, в худшем случае, схлопотать отстранение от учебы, мы получили арест и дело о линчевании.

Когда началось расследование произошедших событий, один из моих пацанов сдал меня. Не Баг. Баг остался мне верен. Баг знал, что я не был зачинщиком драки, но другие братишки искали возможность смягчить наказание, и, указывая на меня, как главного виновника, они облегчали свою участь. До той поры я ничего не знал о предательстве. Я был шокирован и уязвлен. Факты исказили настолько, что они смогли легко соскочить, а я нет. Меня не только исключали из школы, мне еще и грозил тюремный срок. С того момента я находился на испытательном сроке.

Это сильно подкосило меня. Я никогда прежде не оказывался в подобной ситуации. До того момента дорога передо мной была открыта: выпускной год в Молдине, баскетбол до потери сознания, стипендия в Мичигане или Северной Каролине. Далее – заявить о себе в играх против здоровяков из колледжей. Теперь обо всем этом придется забыть. И смириться с новой реальностью. Теперь я внутри так называемой системы уголовного правосудия, где, как знает каждый, никакого правосудия нет. Мне придется иметь дело с адвокатами и судебными слушаниями.

В то время я жил в подвале у друга, потому что скауты преследовали меня повсюду. Я не хотел иметь дел с этими безумными вербовщиками.

Потом настал день, когда я сидел в классе мисс Уиллоуби, и в дверях показались офицеры полиции. Они искали меня. Я собирался удирать. Просто выпрыгнуть в окно и бежать быстрее ветра. Мисс Уиллоуби остановила меня. Не думаю, что это удалось бы кому-нибудь другому.

«Нет, Кевин, ты должен позволить этим людям выполнить их долг. Не усугубляй ситуацию. Все разрешится. Вот увидишь. Просто сохраняй спокойствие. Я поручусь за тебя. Я буду тебя поддерживать».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее