• о подготовке экономистов: «Посудите сами: в те времена могли арестовать за чтение Солженицына о событиях сорокалетней давности, а вот обсуждение проектов реформ, то есть, по сути, демонтажа советской системы, шло в академических институтах вслух и не очень-то тихо. Случайность? — задается вопросом Алексей Кондауров, генерал КГБ и бывший главный аналитик ЮКОСа»;
• об экономистах из КГБ: «Разумеется, имеется в виду, что государство будет само назначать владельцев освобождающейся собственности. Это вполне логично, учитывая, что никакого первоначального капитала внутри страны не было, а пускать иностранцев сюда никто не собирался. Это необязательно должны были быть комитетчики, но работать, конечно, они должны были под контролем КГБ. Людей готовили, учили…»;
• последствия: «Чекисты привыкли анализировать, прогнозировать, отлавливать врагов, выполнять указания, но не управлять страной. Ошибка думать, будто КГБ занимался политикой, это не так, Андропов в этом смысле был ярким исключением, не случайно же он не был кадровым чекистом. И когда Юрия Владимировича не стало, все пошло насмарку»;
• ошибки плана Андропова: «Проблема плана Андропова в том, что это, вообще говоря, гражданская война. Население недовольно — раз, номенклатура недовольна — два, и только тем, кто резко поднялся, хорошо. А кто их защищать бы стал? Физически? Это утопия. Утопией в целом был и андроповский план. Потому что один в поле не воин. Не может быть спецслужбистской хунты: не тот стиль, не те навыки, автоматов, грубо говоря, не хватит. Не утопия — это компромисс элит, легализация собственности, которая, естественно, на первоначальном этапе достается главным образом той самой номенклатуре, ну а дальше постепенное внедрение в руководящие органы — бизнеса, власти. Что мы и наблюдаем все последние годы».
Если план Андропова все же был конкретизирован, то он должен был учитывать две существенные вещи:
• как удерживать население хотя бы не в активном, а пассивном подчинении власти в ожидании перехода к новой системе;
• как одновременно готовить определенные части населения к будущей роли «ниспровергателей режима» не в физической, а информационной и виртуальной реальностях.
По второму пункту следует вспомнить, что Советский Союз имел очень разные информационные потоки для разных элитных прослоек. Под грифом «Для служебного пользования» или «Для научных библиотек» можно было прочесть многое из того, что громилось и уничтожалось в открытой печати.
Это говорит о том, что даже в тех условиях нужда в информации для нормального развития страны преодолевала барьеры, которые власть строила против любой «чужой» информации. Это, кстати, породила слабость власти. Живя в закрытом от внешнего мира состоянии, власть потеряла способность к дискуссиям. В ответ она искала механизмы, которые могли заменить или смягчить репрессивный инструментарий. Одним из них стала, например, насильственная высылка за рубеж или подталкивание к такой добровольной высылке.