Хафиз и пленница султана

Когда Али открыл глаза, он увидел несколько голубых полосок, через некоторое время он, путем мыслительных усилий, постиг, что это небо в соломенной кровле в том месте, где она сходится со стеной. Где-то рядом, раздавался гомон птиц и чьи-то голоса, смех. Как Али ни пытался, он никак не мог вспомнить, что это за место и как он здесь оказался. Он пошевелил рукой, затем другой, хотел встать, это ему удалось ценой больших усилий, чем он предполагал. Али сел на своей лежанке, тяжело дыша, но лбу выступила испарина. Он огляделся. Это был сарай, всюду лежали предметы сельского быта: плуг, мотыга, седло, грабли, колеса от телеги, глиняные кувшины. Али застонал, каждое движение причиняло ему боль. Все его тело было перемотано какими-то грязными повязками. Заскрипела дверь, и в сарай вошел человек в одежде простолюдина.

– Хвала Аллаху, – произнес он. – Господин, ты пришел в себя.

– Кто ты и где я? – спросил Али, – И что со мной?

– Я нашел тебя на поле боя, – сказал человек, – Нас погнали собирать трупы и хоронить их. Мы грузили их на телегу и отвозили в вырытую яму, чтобы похоронить. Так приказали хорезмийцы.

– Хорезмийцы? Значит, мы проиграли битву.

– Да, господин, они вас разбили.

– А как я оказался здесь?

– Когда мы бросили тебя на телегу, ты застонал, и я понял, что ты жив. К тому же я узнал тебя, ты катиб судьи. В прошлом году благодаря тебе я выиграл дело. Я увез тебя к себе домой.

– Как тебя зовут?

Меня зовут Муртуз, – ответил человек.

– А что со мной?

– Ничего страшного, руки-ноги целы, весь изрезан, правда.

– А почему я был без памяти?

Один удар пришелся по голове. На лбу шрам останется. Но можно сказать, что тебе повезло. Беклика и Сункурджу распяли на главной площади Тебриза. Али потрогал свой лоб.

– Ты хорошо осведомлен, – сказал он.

– Табриз рядом, все только об этом и говорят.

– А ты ничего не слышал о Шамсе Туграи?

– Нет, господин, с тех пор, как его арестовали, ничего. Ты извини, что я тебя здесь положил, пришлось спрятать от хорезмийцев. Они часто сюда наезжают.

– Давно я здесь?

– Третий месяц пошел.

– Спасибо тебе, – сказал Али.

– Господин, я хотел выразить тебе свое восхищение доблестью. Так редко встретишь ученого человека, который совмещал бы еще столько качеств, добродетель, смелость, справедливость. Я рад, что сумел хоть как-то отблагодарить тебя. Тогда ты не взял с меня денег.

Али пролежал в сарае Муртуза еще месяц, пока не почувствовал себя в состоянии отправиться в путь. Он решил на этот раз не отклоняться от намеченной цели. «Какое мне дело до того, кто правит Азербайджаном. Узбек или Джалал», – думал Али. Никакой особой доблести за собой он не чувствовал, напротив, сильнейшую досаду за то, что впал под влияние мамлюка и позволил себя вовлечь в разборку между кровопийцами, терзающими Азербайджан. Это было чистейшее безумие. Потерянное время и здоровье. Счастье, что он остался жив в этой рубке.

Он шел по ночам, днем прятался. Путешествие на этот раз оказалось успешным, и Али добрался в пределы Дийар-Бакра без приключений. Али следовал за войсками султана и встретил их у стен Амида. Лагерь был разбит у реки, пониже моста. Когда Али увидел султанский шатер, начинало темнеть, он направился прямо к нему, не взирая на поздний час, но был остановлен охраной.

Амид.

Султан Джалал Манкбурны пил вино. Он пил в одиночестве, так как никого из надимов[167] не осталось рядом с ним. Его мир рушился, и он не мог удержать его в своих руках. В палатку вошел начальник стражи Раджаб, поклонился и сказал:

– Повелитель, задержали подозрительного человека, он крутился возле лагеря, а когда его схватили, стал уверять, что у него дело к султану. Якобы он тебе что-то должен. Говорит, что принес утку.

– Какую утку? – мрачно спросил султан.

– Не знаю, господин, говорит, что он вам должен. Наверное, сумасшедший. Я прогоню его. Надо было мне с самого начала так поступить.

Раджаб повернулся, чтобы выйти, Но султан остановил его.

– Приведи его, – сказал он.

Раджаб вышел и через некоторое время привел человека, лицо которого показалось султану знакомым.

– Посвети, – приказал он Раджабу. Тот поднес свечу к лицу Али.

– А, охотничек, – сказал султан, – все-таки решил отдать мне мою добычу? Что-то ты припозднился.

– Лучше поздно, чем никогда, – от волнения едва ворочая языком, ответил Али.

То, что его принял хорезмшах, было чудом. Глава телохранителей хватался за саблю каждый раз, когда Али говорил про утку. – Шах-ин-шах[168], у вас прекрасная память. Неужели вы запомнили нас.

– Да нет, память у меня неважная, – улыбнулся Джалал. – Я, например, не помню, сколько у меня жен и как некоторые из них выглядят. Но с подобной дерзостью я сталкиваюсь редко, потому и запомнил. С чего это ты вдруг решил вернуть добычу? Ведь твой дружок утверждал, что утка принадлежит ему. Кстати, где он сам, почему не пришел.

– Я прошу простить его. – Сказал Али. – Он был неправ, долг гостеприимства превыше охотничьих обычаев. Я запоздало это осознал. С тех пор я ищу вас, чтобы вернуть утку.