– Вот как, – усмехнулся султан. – Похвально. Ну что же, я должен принять утку. Где она, я что-то ее не вижу. Улетела?
– Утки у меня нет, – признал Али, – Я так долго искал вас. Она бы все равно не сохранилась.
– Продолжай, – сказал султан, – начало разговора мне нравится.
– Шах-ин-шах…
– Не надо так длинно, – перебил его Джалал, – обращайся ко мне просто – султан. Тем более, что никакой я не царь царей.
– Султан! …Как как говорил мой друг, – продолжал Али, – мышление равно бытию. То, что я пришел, желая вернуть долг, – это все равно, что я вернул его.
– Это как понимать? – спросил султан.
– То есть мысль о предмете равна предмету. Раз я здесь с желанием и мыслью вернуть тебе утку, то не имеет значения то, что утки уже нет.
– Это, который друг, тот, рыжий?
– Да.
– Похоже на него, подобная наглость сродни той, что он проявил, отказавшись вернуть мне мою добычу.
– Это сказал греческий философ Парменид.
– Врет, это он сам все придумал. – Султан сделал глоток вина. – Но я думаю, что у тебя есть еще что-то ко мне. Кроме этой злополучной утки. Не так ли?
– Есть, – сказал Али.
– Говори, – приказал султан.
– Вчера, когда я шел сюда, я видел на твоей вчерашней стоянке войска. Я не рискнул подойти ближе, но мне показалось, что это были татары.
– Почему ты так решил?
– У них другая одежда, большинство коней серой масти, и в знамена вплетены конские хвосты.
– Похоже, что так, – беспечно сказал Джалал. – Они следуют за мной по пятам. Не бойся их, как только я соберу свои войска, я разгромлю их. Но может быть это войско местного правителя. Им не нравится мое пребывание здесь, напасть на меня они боятся, но из виду не упускают. Если это все, то можешь идти.
Али поклонился, но с места не сдвинулся. Раджаб положил ему руку на плечо.
– У меня к вам есть еще одно дело, – сказал Али, язык вновь пересох у него во рту. – Просьба.
Султан был ненамного старше Али, но в нем чувствовалось достоинство и порода нескольких поколений людей, обладавших абсолютной властью. Или как говорят арабы – благородство в крови. Али чувствовал невольную робость перед ним, какую ребенок испытывает перед родителем. Султан сделал знак Раджабу, и тот отпустил плечо посетителя.
– Я так и думал, что утка только предлог, – сказал он.
– Простите меня.
– Я тебя слушаю.
– По вашему приказу был арестован вазир Табриза Шамс Туграи, его племянник Низам был убит, они не были виноваты, их оклеветал Шараф ал-Мулк.
Султан усмехнулся.
– Какие у тебя есть доказательства невиновности Шамса? И, почему я должен верить тебе, а не своему вазиру?
– У меня нет доказательств, но человек не должен доказывать свою невиновность, напротив, его вину надо доказывать.
– Хорошо сказано, – улыбнулся Джалал, – Ты не из судейских ли будешь?
– Я факих, закончил медресе в Табризе.
Оно и видно, – заметил Джалал. – Но что тебе за дело до Шамса Туграи, какое ты имеешь к нему отношение?
– Я его секретарь.
Султан кивнул.
– Лучшая вещь на свете, – сказал он, – преданность слуги. Мне даже завидно. Со мной сейчас тысяча моих гвардейцев, это все, что осталось от 50- тысячного войска.
– Вообще-то я не слуга ему, я работаю на него, работал, пока его не арестовали.
– Однако ты опоздал.
Али похолодел.
– С ним что-то случилось? – спросил он?
– Живет и здравствует в городе Табризе, причем, занимает свою прежнюю должность. Я его простил. – Довольно сказал султан. – А Шараф ал-Мулк казнен.
Али не верил своим ушам. – Как же так? – растерянно сказал он.
– Садись, – сказал Джалал ад-Дин, – Ты стал мне интересен. Налейте ему вина.
Гулям выполнил приказ.
– Этот Шамс оказался необычайно прытким стариком. – Продолжил султан. – Каким-то непостижимым образом он подделал документы и бежал из тюрьмы. Потом мне рассказали о том, что он во всеуслышание поклялся у черного камня Каабы в своей невиновности.
– Когда это произошло? – Спросил Али.
– В прошлом году. Рамадан я провел в Табризе. Воздвиг минбар прямо у себя во дворце. Каждый день один из тридцати имамов прибывших из разных областей, читали проповеди, а я сидел перед ними и слушал. Как раз в это время в город вернулась группа паломников из хаджа. Ко мне пришел амир ал-хадж и рассказал о поступке Шамса Туграи в Мекке. На меня это произвело впечатление. Одновременно с этим всплыли неблаговидные делишки моего вазира. И я понял, что это сходится. И поверил старику.
– Хвала милосердному Аллаху, какой силой обладает это святилище, – сказал Али. А ведь я иду от Табриза, потерял столько времени, и все напрасно, – сокрушенно сказал Али.
– Пей, – сказал султан. – В этом мире ничего не бывает напрасным.
Али взял чашу и, пожелав здоровья султану, выпил.
– Так, где же твой светловолосый товарищ, где тот наглец? – спросил султан.
– Он остался в Нахичевани, у него там сестра.
– Он славянин? – спросил Джалал.
– Урус.
– А сам ты кто?
– Азербайджанец. Из Байлакана.
– Родители живы?
– Монголы убили всех во время осады.
Джалал покачал головой.
– Мой отец тоже умер из-за монголов. Давай выпьем за родителей. Хочешь быть моим надимом?
– Это честь для меня, но. – Али замялся.