Хафиз и пленница султана

– А ты почем знаешь?

– Я в суде работал и всегда делал все возможное, что бы смягчить приговор. А если тебе я по душе, то ты отпусти меня.

– Нет, не могу, ты знаешь тайну пещеры. Ты должен умереть, да и людей своих я из-за тебя потерял.

– Я здесь ни при чем, мы уже обсудили это. А может быть, ты возьмешь меня в свой отряд? Тебе сейчас люди нужны.

– Не возьму.

– Почему? Не по Сеньке шапка.

– Какой Сеньке? – удивился Хасан.

– Никакой, это пословица русская. Означает, что я недостоин, служить в твоем отряде.

– Не возьму, потому что ты в отряд хочешь, что бы жизнь свою спасти.

– Верно, я и не скрываю этого.

– Ты ешь поскорее, люди уже истомились, ждут продолжения сказки.

Али пожал плечами, отрезал сыр от большого куска и взялся за кубок с вином.

– Все-таки мне интересно, – вдруг заговорил Хасан, – ты эту свою сказку на ходу сочиняешь, глядя на нас?

– Нет, конечно.

– А почему предводителя зовут Хасан, так же как и меня.

Героя зовут Али, как тебя, и пещера, и дверь и сокровища.

– Вообще-то героя зовут Али-Баба.

– Это ничего не меняет, если бы ты не лазил по чужим пещерам, то настало бы время, когда и к тебе обращались так[176].

– Клянусь, это все совпадение.

– Не слишком ли много совпадений?

Али развел руками.

– Поскольку ты все равно умрешь, я тебе открою еще одну тайну, – заявил главарь.

– Не надо, – попросил Али.

– Почему? – удивился Хасан.

– Чем больше я знаю твоих тайн, тем меньше у меня шансов остаться в живых.

– У тебя нет никаких шансов, – отрезал Хасан, – одной тайной больше, одной меньше, твою участь это уже не изменит.

Али махнул рукой, – давай уже, добивай.

– Ты вот все, разбойники, да разбойники, но мы никакие не разбойники. Я мамлюк атабека Узбека, правителя Азербайджана. Эти деньги – государственная казна, вернее его личная. Когда-то его казну отнял хорезмшах. После этого он устроил здесь хранилище, предвидя нынешние дни свои деньги спрятал здесь. Это мои отряд, и нам поручена сохранность его казны.

– Но атабек умер.

– У него есть сын Хамуш.

– Он был при дворе Джалала, а потом уехал к исмаилитам и кажется, то же умер.

– У него есть внук.

– Он содержится в заточении.

– Это ничего не меняет, мы будем сторожить казну, пока не явится законный наследник.

– Похвально, подобную преданность редко встретишь нынче.

– Мы получаем хорошее жалованье.

– Кто платит?

– Берем из этих денег.

– Меня в этой новости интересует один аспект, это как-то может изменить мою участь?

– Нет, в отношении тебя это дела не меняет.

Али пожал плечами.

– Тогда не понимаю, зачем ты это мне рассказал.

– Да потому что обидно, разбойники, да разбойники. Может, это повлияет на твой рассказ. Ты же на ходу все сочиняешь.

Али вздохнул, но спорить не стал. Он осушил свой кубок до дна и продолжал.

… Итак, после того как тело было сшито, Марджана, завязала глаза башмачнику и отвела его домой. Затем она позвала Али-Бабу, рассказала о сделанном, и предложила объявить о смерти Касыма.

Тут же женщины подняли плач и крик и стали причитать. По городу пошла весть о смерти Касыма. Его отнесли на кладбище, вырыли могилу и похоронили со всеми почестями. Таким образом, тайна его смерти осталась сокрыта. Через положенный срок Али-Баба женился на вдове Касыма и переехал к ней со своей первой женой и стал жить с двумя женами и богатством.

– И хорошенькой абиссинкой, – заметил кто-то, внимательно следящий за сюжетом, – Марджана то же ему досталась.

– Да, – согласился Али, – красавица Марджана тоже ему досталась.

– Эх, чтобы я так жил, – завистливо сказал разбойник.

– Что же касается разбойников, – не вас, – уточнил Али, обращаясь к Хасану – их. То они вернулись в пещеру, не обнаружили труп Касыма и догадались, что у убитого был сообщник, пришли они в ярость. Один из них по имени Ахмед, переоделся купцом и направился в город. Он вошел в него ранним утром, когда большинство горожан еще спали, прошелся по улицам, и оказался на базарной площади, где была открыты только одна лавка. Это была мастерская башмачника Мустафы, который из-за преклонного возраста имел привычку вставать раньше других. Вор вежливо поздоровался с ним и удивился тому, что тот рано открыл лавку.

– О, сын мой, – ответил Мустафа, – усердие поутру лучше, чем сон. Таков мой обычай.

– Однако, шейх, меня берет удивление, как ты можешь шить в такой ранний час, когда мало света, в твоем преклонном возрасте глаза уже не те.

– Видно, ты чужеземец, – сердито воскликнул Мустафа, – иначе не говорил бы таких слов. У меня такое острое зрение, что недавно какие-то люди взяли меня зашить мертвеца в комнате, где было мало света, и я его зашил.

Как только разбойник услышал эти слова, он понял, что достиг цели, и он сказал, желая раззадорить башмачника:

– Ты ошибаешься, шейх, наверно, ты зашил только саван, я никогда не слыхал, чтобы зашивали мертвецов.

– Я сказал правду, – ответил Мустафа, – но мне ясно, что ты явился сюда, что бы выведать чужие тайны, лучше уходи и расставляй свои сети кому-нибудь другому. Может быть, ты найдешь говоруна, который много болтает, а меня называют молчальником. Я не стану больше говорить с тобой.

Вор сказал: