Хамелеон. Похождения литературных негодяев

Но страхи оказались напрасными. Чичиков с удивлением обнаружил, что ничего не изменилось: «куда ни плюнь, свой сидит». И тут уж развернулся Павел Иванович! Брался за все, всех очаровал, насулил огромные прибыли государству и получил несметные авансы (на трех извозчиках увез дензнаки) – одним словом, подладился и пришелся ко двору. «Уму непостижимо, – с удивлением пишет автор, – что он вытворял». Основал трест для выделки железа из деревянных опилок, накормил Москву колбасой из дохлого мяса, продал Коробочке Манеж, взял подряд на электрификацию какого-то города, «от которого в три года никуда не доскачешь». И «по Москве загудел слух, что Чичиков – трильонщик. Учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы».

Конечно, афера лопнула. Ноздрев и Коробочка опять подвели нашего героя. И опять, как у Гоголя, долго ломали головы над вопросом, кто же такой Чичиков, и не смогли угадать.

«А слухи о Чичикове, – вслед за Гоголем пишет автор рассказа, – становились все хуже и хуже. Начали недоумевать, что такое за птица этот Чичиков и откуда он взялся. Появились сплетни, одна другой зловещее, одна другой чудовищнее. Беспокойство вселилось в сердца. Зазвенели телефоны, начались совещания… Комиссия построения в комиссию наблюдения, комиссия наблюдения в жилотдел, жилотдел в Наркомздрав, Наркомздрав в Главкустпром, Главкустпром в Наркомпрос, Наркомпрос в Пролеткульт и т. д.»

Правда, один здравомыслящий человек, хотя «Гоголя он тоже, как и все, и в руки не брал», все же догадался: «Мошенник». Разобрались кое-как. С помощью писателя поймали-таки Чичикова и утопили.

Важная деталь. Во втором – неоконченном – томе «Мертвых душ» Чичикова, вовремя убравшегося из перепуганного города NN, все же арестовали. И собирались публично наказать. Правда, тут же появился откуда-то ушлый юрисконсульт, пообещавший за тридцать тысяч рублей все уладить. Но платить не пришлось. Благодаря заступничеству старика Муразова его отпустили. Перед отъездом он даже сшил себе новый фрак из любимого сукна «наваринского пламени с дымом». Сел в бричку и поехал, размышляя: «И зачем было предаваться так сильно сокрушению? А рвать волос не следовало бы и подавно».

В булгаковской же инсценировке «Мертвых душ» (1930–1931) Чичиков был задержан «как подозрительный человек» в самом городе сразу после смерти прокурора. Вскоре к нему в «арестное помещение» острога зашли полицмейстер Алексей Иванович и жандармский полковник Илья Ильич, которые его и схватили. Между ними произошел занимательный и прямой разговор, быстрый и без экивоков:

Полицмейстер (тихо, Чичикову

). Тридцать тысяч. Тут уж всем вместе – и нашим, и полковнику, и генерал-губернаторским.

Чичиков (шепотом). И я буду оправдан?

Полицмейстер (тихо

). Кругом…

Жандармский полковник (тихо, Чичикову). Убирайтесь отсюда как можно поскорее, и чем дальше – тем лучше. (Рвет крепости.)

Ничего не поделаешь! Двадцатый век на дворе – за все надо платить!

Итак, история с возрождением Павла Ивановича благополучно закончилась. Каковы ее уроки? Первый – практический: классику надо знать! Если бы ответственные лица, которых очаровал Чичиков, читали Гоголя, то и скандала бы не было. Шуткой вроде бы сказал об этом писатель, но в ней заключена большая правда. От образованности и культуры тех, кто принимает решения, особенно государственные, очень многое зависит: в «темных углах» слишком хорошо живется всякого рода мошенникам и приспособленцам. И второй – к сожалению, до сих пор теоретический. Пока есть благодатная почва для Чичиковых, они, подобно Невзорову-Ибикусу из А. Толстого, бессмертны.

Где служат лицам или ведомствам, а не общему делу, где льстят и угодничают, ища расположения начальства, где личная сиюминутная выгода важнее истинных интересов людей и государства, а желание отчитаться о выполнении директив и указов и рапортовать об успехах опережает здравый смысл и гражданскую порядочность, – там Чичиковы всегда кстати.