Хамелеон. Похождения литературных негодяев

Мезальянсова. Мосье Моментальников, товарищ Моментальников! Сотрудник! Попутчик! Видит – Советская власть идет, – присоединился. Видит – мы идем, – зашел. Увидит – они идут, – уйдет.

Моментальников. Совершенно, совершенно верно, – сотрудник! Сотрудник дореволюционной и пореволюционной прессы. Вот только революционная у меня, понимаете, как-то выпала. Здесь белые, там красные, тут зеленые, Крым, подполье… Пришлось торговать в лавочке. Не моя, – отца или даже, кажется, просто дяди. Сам я рабочий по убеждениям. Я всегда говорил, что лучше умереть под красным знаменем, чем под забором. Под этим лозунгом можно объединить большое количество интеллигенции моего толка. Эчеленца, прикажите, – аппетит наш невелик!

Еще в стихотворении «О дряни» (1920–1921) Маяковский, словно предчувствуя будущую беду, довольно бодро резанул по «мурлу мещанина»:

Со всех необъятных российских нив,с первого дня советского рождениястеклись они,наскоро оперенья переменив,и засели во все учреждения.Намозолив от пятилетнего сидения зады,крепкие, как умывальники,живут и поныне —тише воды.Свили уютные кабинеты и спаленки.

Но тогда поэту, видимо, еще казалось, что, указав на болячку, ее сразу можно вылечить.

Маркс со стенки смотрел, смотрел…И вдругразинул рот,да как заорет:«Опутали революцию обывательщины нити.Страшнее Врангеля обывательский быт.Скорееголовы канарейкам сверните —чтоб коммунизмканарейками не был побит».

Вскоре поэт воочию убедился, что это не издержки и болячки роста. Все гораздо страшнее. Это болезнь, и проникла она слишком глубоко. И пришла она не только из «вне», но завелась «внутри» нового мира, в который он романтически поверил и которому отдал жар своего сердца и огромного таланта.

Многие стихотворения 1928 года – об этом. По нарастающей! «Трус», «Стих не про дрянь, а про дрянцо…», «Халтурщик», «Служака», «Подлиза». Поэт будто в клетке, словно опутан какой-то смрадной сетью и не может ее разорвать. Снова и снова он возвращается к больной теме. Каждая строчка – крик!

– Нам, мол,     с вами          думать неча,если думают вожди.     Блещут          знаки золотые,гордо     выпячены          груди,ходят

     тихо          молодыеприспособленные люди.(«Служака»)

Надежда на лучшее все-таки остается («У нас еще не Эдем и рай – мещанская тина с цвелью. Работая, мелочи соизмеряй с огромной поставленной целью»). Но поэт понимает, что вот эти «новые» будут пострашнее «старых», ибо, перевызубривши «измы» и «вросши» в свое место, они навсегда покончили с «мыслями о коммунизме».

И стали так походить на «старых», что и не отличишь.

Ухо в метр     – никак не менее —за начальством     ходит сзади,чтоб, услышав     ихнье мнение,завтра

     это же сказать им.Если ж     старший          сменит мнение,он     усвоит          мненье старшино:– Мненье —     это не именье,потерять его     не страшно.(«Трус»)

Не правда ли, повеяло чем-то до боли знакомым? А вот тут уже не просто легкий ветерок, но ураган пошлости и приспособленчества, который сметает все на своем пути.