Харам Бурум

– Одиночка я, комиссар, да и в Бога верю. А вы ж – только в своего Че.

– Че не Че. Иисус, между прочим, революционером чистейшей воды был. Похлеще Гевары.

– Да ну!

– Вот тебе и ну. Речи провокационные – раз. Против властей направлены – два. Оккупированный римлянами Иерусалим. Так? Большой праздник. Скопление народа. Захватчики опасаются беспорядков. И тут появляется наш Иисус, прогоняет торговцев из храма и выступает с речами о царстве истины и справедливости. Революционер! Да еще какой! Намеренно к развязке шел. Осознанно и целенаправленно, Вездеход. Так что наши с тобой идеологические расхождения – выдумка.

– Гм… Очень может быть. Я подумаю.

– Что ж, тогда готовься к вылазке, разведка. – Русаков пожал Носову руку. – Пьер тебя сопроводит лично. Поможет надежный караван подобрать. Наши просьбы здесь выполняются, и на «Павелецкой-кольцевой» слово комиссара Первой Интернациональной имеет вес.

Глава 12

Побег

Дурак тот, кто считает тишину одинаковой. На самом деле она – разная. У каждого вида тишины свои оттенки, своя харизма. Тишина может быть успокаивающей и тревожной, живой и кладбищенской.

Когда Чеслав Корбут проснулся среди ночи в своем кабинете, он сразу почуял неладное в тишине, окутавшей концлагерь. Все было не так, как должно было быть. Обычно он просыпался в это время от головной боли. Мучительная мигрень была его постоянным спутником с детства. Справиться с ней не могли лучшие врачи, и Чеславу приходилось как-то уживаться с нею.

ЧК уживался. Просыпаясь каждую ночь, корчился на мокрых от пота простынях, принимал позу зародыша и по два часа пытался обмануть боль. Потом, совершенно обессиленный, засыпал. Сегодня все было по-другому. Мигрень не явилась на свидание, ее место заняла тревога.

Чеслав привык доверять собственной интуиции, поэтому быстро оделся, вышел в станционный зал и сразу выхватил из кобуры пистолет.

Что-то происходило с электричеством. Лампы-груши, обычно светившие меньше чем в половину накала, сейчас мигали. То вспыхивали так ярко, что становилось больно глазам, то гасли и светились красными нитями. Часовых, которые должны были нести вахту в проходах между клетками, нигде не было. А вот узники вели себя так, словно ничего не случилось – они спали.

Сначала Чеслав хотел гаркнуть так, чтобы разбудить всех, но потом передумал. Что-то подсказывало ему, что все дело во вчерашнем эксперименте и превращении одного из его подопечных в существо по кличке Четверка. Ему стоило лично проследить за тем, насколько надежно изолировали подопытного. Так что с криками можно и повременить, не стоит обнаруживать себя сразу. Пусть они себя обнаружат… Кто они? Что еще за паранойя? В Берилаг не может проскользнуть даже крыса! Даже Шестера, его любимый мутант… Кстати, где она? Была в кабинете накануне вечером. Не выбегала оттуда, когда он выходил. Или выбегала?

Ответом на этот вопрос стал громкий шлепок. Что-то упало на плиты прямо у ног ЧК. Когда лампы в очередной раз вспыхнули, комендант смог рассмотреть это «что-то». Туловище любимой ласки без ног и головы. Слипшаяся от крови уже не белая, а бурая шерсть.

Чеслав рухнул на колени, поднял изуродованный трупик.

– Кто?! Кто это сделал?!

– Я…

Через проход между клетками на ЧК шел Четверка. При вспышках ламп кожа выглядела вполне обычной, а вот между ними… Она была такой же зеленой, как глаза.

В одной руке Четверка сжимал оторванную голову ласки, в другой – шприц.

Чеслав вскинул руку с пистолетом.

– Сдохни! Сдохни!

Пули не причиняли вреда монстру. Даже не оставляли следов на его теле. ЧК вспомнил о том, как Четверка назвал страшную рану на своей шее царапиной. Вакцина профессора сделала его неуязвимым!

ЧК стрелял до тех пор, пока кто-то не выбил пистолет из его руки. Сильный удар в спину заставил коменданта распластаться на полу. Раздался лязг. Заключенные распахивали двери клеток, выходили и направлялись к своему мучителю.

Чеслав перевернулся на спину. Узники Берилага образовали круг, в центре которого были ЧК и Четверка. Лампы продолжали вспыхивать и гаснуть. Взгляды заключенных были прикованы к коменданту. Лица были бесстрастными. Они ожидали.

Четверка наклонился, схватил ЧК за волосы и рывком приподнял ему голову.

– Любишь делать уколы?! Сейчас ты поймешь, что чувствовал я, но опыт будет куда как радикальнее! Свой укол ты получишь прямо в черепушку!

– В черепушку! В черепушку! – нараспев скандировали узники. – В черепушку! В черепушку!

Все это выглядело слишком театрально, чтобы происходить наяву. Не могло такого быть. Сон. Кошмар. Поняв это, комендант улыбнулся Четверке.

– Ну и… Что застыл?

Игла шприца пробила кость черепа и вонзилась Чеславу в мозг. Он завопил от боли. Наяву застонал. Приступ начался в обычное время. Однако когда комендант сел на кровати и принялся массировать виски, чувство тревоги его не покидало.

Ласка, живая и здоровая, спала под письменным столом, свернувшись клубочком.

ЧК оделся, взял Шестеру на руки. Собирался выйти в станционный зал, но тут в дверь постучали. Чеслав усмехнулся. Что-то произошло, а он, как всегда, почувствовал это заранее.

– Входите!